– Джакомо, с каким товаром вы изначально вышли на рынок? Это сразу был свет?

– Я начал свою деятельность в 20 лет – в 1990 году. Первое производство мы открыли вместе с супругой: это были коллекционные фарфоровые куклы. Начали с производственного цеха площадью всего лишь 20 квадратных метров. После трех лет работы масштабы изменились: мы расширили площадь до двух тысяч. 

– Как долго просуществовал этот бизнес?

– До 2012 года дела шли в гору. Потом открылись границы: на европейский (соответственно, и на итальянский) рынок зашли китайские производители. Мы не могли конкурировать с ними, потому что в основе нашего производства лежал ручной труд, много ручного труда. В 2013 году начался ощутимый спад.

– Именно тогда вы задумались о смене ниши?

– Еще на стадии производства кукол мы начали заниматься предметами интерьера – текстиль, абажуры ручной работы. Позже – лампы в романтическом стиле (к слову, мы их очень много продавали в России). Со временем я принял решение переключиться на освещение и заниматься только им. Абажуры, люстры, светильники… разных типов, сделанные из разных материалов, чтобы можно было соответствовать требованиям любого клиента. Для этого мы постоянно держим руку на пульсе – отслеживаем все последние модные тенденции и ситуацию на рынке в целом. Предпочитаю концентрироваться только на освещении, постоянно расширять ассортимент, не распаляясь при этом на другие предметы интерьера – на ту же мебель, диваны...

– С российским рынком вы знакомы не понаслышке. В чем его основное отличие от итальянского? 

– Мы работаем на российском рынке с 2009 года: начали с мебельной выставки в Экспоцентре. С тех пор постоянно участвуем в различных выставках и выступаем в качестве экспонента на Salone del Mobile.Milano Moscow. Не могу сказать, что мы очень хорошо знаем российский рынок, но да – опыт у нас уже есть.

– Jago ежегодно экспонируется и на Salone del Mobile в Милане. Чем итальянский мебельный салон отличается от своей московской «дочки»?

– Разница в масштабах. В Москву приезжает меньше экспонентов. На это, конечно, отчасти влияет девальвация: китайские производители все больше заполняют и российский рынок.

СЕЙЧАС ТРУДНО НАЧИНАТЬ БИЗНЕС В ИТАЛИИ. КОГДА МЫ СТАРТОВАЛИ – БЫЛ БЛАГОПРИЯТНЫЙ ПЕРИОД

Salone del Mobile.Milano Moscow – это, безусловно, очень важное для нас мероприятие. К нам приходит немало постоянных клиентов, мы общаемся и обсуждаем новые проекты. Кроме того, мебельный салон – хорошая витрина и площадка для презентации частным лицам.

– Как вы решились на открытие собственного бизнеса? Старт без каких-либо глобальных капиталовложений – реальность для итальянского рынка?

– На сегодняшний день это было бы сложно. Сейчас трудно начинать бизнес в Италии. Когда мы стартовали – был благоприятный период, работа шла гораздо лучше. Сегодня много проблем и в Европе, и в России, на Украине – почти на всех мировых рынках. Конкуренции много, запросов мало. Спрос превышает предложение. Если вы решили открыть свой бизнес – вам будет очень сложно, в особенности – при отсутствии денег. Поэтому в Италии сейчас мало кто решается на открытие собственного дела.

#GGAL1#

– В России – схожая ситуация. Скажу больше: в последние пару лет многие небезызвестные компании были вынуждены уйти с рынка. Вам же удается держаться на плаву. В чем секрет?

– Мы много и упорно работаем. Очень много. В основном зарабатываем деньги на иностранных рынках, а не в Италии. Для меня и для многих других фирм итальянский рынок больше не интересен. Делаем упор на экспорт – ОАЭ, Саудовскую Аравию, Украину, Россию, СНГ… кое-что продаем и в Китае.

– Jago – семейный бизнес. Тяжело ли работать с родственниками? Каковы плюсы и минусы?

– Пока что не могу назвать никаких минусов. Я в полной гармонии со своей супругой Франческой, с родителями, которые также мне помогают… Франческа занимается производством, а именно – абажурами, все они производятся вручную. Родители взяли на себя бюрократию – все, что касается почты, банковских счетов, общения с журналистами.

Уже второй год как к работе на фабрике подключены наши дети – дочь Федерика и сын Давиде. Могу сказать, что на их плечах лежит немалый груз ответственности, и они отлично справляются.

РОССИЙСКИЙ КЛИЕНТ БОЛЕЕ ТРЕБОВАТЕЛЕН И МЕНЕЕ ДОВЕРЧИВ

– Каких принципов в бизнесе вы придерживаетесь? Что для вас в приоритете?

– Меня больше интересует заработок, не оборот. Есть фирмы, которые зарабатывают 20 миллионов, а теряют 1 миллион. Цифры не важны, если нет прибыли. Считаю, что лучше владеть предприятием, на котором небольшое количество служащих: у вас может быть мало рабочих, может быть небольшой оборот, но при этом – хороший заработок. 

– Что важно в условиях кризиса? 

– Важно вовремя проводить оптимизацию производственного процесса. Следить за инновациями. К примеру, на каждую выставку мы всегда привозим новые люстры, новые модели. Если ты все время предлагаешь новые и современные модели – ты останешься на рынке. Также немаловажна персонализация или, иными словами, работа с индивидуальными заказами. 

КЛИЕНТОВ ВО ВСЕМ МИРЕ ОБЪЕДИНЯЕТ ОДНО: ВСЕ ВЛЮБЛЕНЫ В ТО, ЧТО СДЕЛАНО В ИТАЛИИ

– Спрос на индивидуальные заказы высок?

– Да, и он постоянно растет. Это и эксклюзивные, специально спроектированные под клиента модели и индивидуальные размеры. Актуально для больших домов, частных вилл, гостиниц. Что касается наших стандартных моделей – они прекрасно вписываются в интерьеры обычных квартир.

– Чем отличается клиент из России от, скажем, клиента из Китая?

– Клиентов во всем мире объединяет одно: все влюблены в то, что сделано в Италии. Ведь Made in Italy – гарантия хорошего вкуса. 

Российский клиент более требователен. Менее доверчив. Хочу отметить, что сейчас у него стал более изысканный вкус. Более того – на многих проектах работают итальянские архитекторы и дизайнеры. Клиент из России для нас один из лучших и любимых клиентов. Как правило, он все вовремя согласовывает, соблюдает сроки оплаты, не игнорирует принципы деловой этики.

– Наталья, в своей работе вы декларируете дизайн-принцип «простота, но не упрощенность». Как понять, какое украшение является простым, а какое – упрощенным?

– Простое украшение – то, в котором нет ничего лишнего. Его форма лишена «украшательств», она скульптурна, целостна и лаконична. Упрощенные украшения основаны на простом цитировании любой геометрической формы без какого-либо смысла. Они скорее не про форму, а про некую примитивность.

– Дизайном украшений вы занимаетесь самостоятельно? Или есть практика привлечения других дизайнеров?

– Над дизайном украшений Avgvst работает креативный отдел, которым руковожу я. В отделе работают дизайнер, стажер и 3D-моделлер^*, который моделирует и прототипирует всё, что мы нарисовали. Таким образом дизайном занимаюсь я сама, но не без помощи команды единомышленников.

– Насколько изменчива мода на ювелирные изделия? Так ли важно удивлять покупателей каждый сезон?

– Мода на ювелирные изделия практически не изменчива. Однако сейчас рынок ювелирных изделий меняется под влиянием fashion-трендов. Теперь уже можно выделить то или иное явление, которое с подиумов переходит на высокую ювелирку. Конечно, мы следим за трендами и пытаемся их прочувствовать, иногда нам удается даже предвосхищать какие-то приемы, которые органично переносятся в ювелирный дизайн. Но мы стараемся удивлять не столько модными тенденциями, сколько открытиями по форме металла, по способам крепежа и другими деталями.

 

ПОСТУПАТЕЛЬНОЕ РАЗВИТИЕ ВСЕГДА ШЛО ЗА СЧЕТ СОБСТВЕННОЙ ПРИБЫЛИ И НЕ ТРЕБОВАЛО КАКИХ-ТО ЗНАЧИМЫХ ИНВЕСТИЦИЙ

 

– На ваш взгляд, существуют наиболее и наименее прибыльные виды бизнеса? К какому виду относится ювелирный?

– К сожалению, я не работала в других сферах и мне сложно оценить к какому – маржинальному или не очень – относится ювелирный бизнес. Мне кажется, что он менее прибыльный, чем производство одежды и обуви, но в тоже время скорее более перспективный в сравнении с производством продуктов питания. Сложно судить, потому что ювелирный бизнес находится где-то посередине. Думаю, что рынок высокого ювелирного искусства, где в производстве используют крупные бриллианты или другие камни, относящиеся к категории драгоценных, наверное, более прибыльный.

#GGAL2#

– С какими материалами вы предпочитаете работать и почему?

– Я предпочитаю работать в первую очередь с серебром и белым или лимонным золотом. Изредка использую бриллианты – они, как правило, небольшого размера. Важно создать ювелирное украшение сопоставимое по стоимости с любым другим модным аксессуаром – например, с хорошей сумкой или новой парой обуви. Мы не работаем в ювелирном рынке, который позиционирует себя как инвестиционный, не рассматриваем сами камни как инвестиции, но при этом пытаемся делать модные украшения, которые можно передавать по наследству.

МЫ СТАРАЕМСЯ УДИВЛЯТЬ НЕ СТОЛЬКО МОДНЫМИ ТЕНДЕНЦИЯМИ, СКОЛЬКО ОТКРЫТИЯМИ ПО ФОРМЕ МЕТАЛЛА, ПО СПОСОБАМ КРЕПЕЖА И ДРУГИМИ ДЕТАЛЯМИ

Я очень люблю горный хрусталь, у которого все еще есть месторождения на Урале. Мне кажется, что этот камень в гладких огранках выглядит сегодня очень актуально и модно. Свои оптическим эффектом, наложенным на металл, он позволяет добиваться невероятных впечатлений. Он может что-то увеличивать как линза, или «растворяться на коже», или, напротив, сиять… Это мне в нем очень и очень нравится, и мы часто это используем такие приемы.

– Ваш бизнес существует уже пять лет. В какой момент удалось выйти на самоокупаемость?

– Можно сказать, что мой бизнес вышел на самоокупаемость практически с самого начала, когда был открыт интернет-магазин. Не было дорогостоящей аренды, которую надо было поддерживать, изделия я делала своими руками в мастерской – стоимость получалась довольно условная, ведь это был результат исключительно моего труда и моего времени. Поступательное развитие всегда шло за счет собственной прибыли и не требовало каких-то значимых инвестиций.

– Сегодня вы больше сосредоточены на управлении бизнесом или работаете над дизайном будущих коллекций?

– Пока я, как двуликий Ян, занимаюсь и управлением бизнеса, и дизайном будущих коллекций в равной степени. В прекрасном будущем я бы хотела сосредоточиться только на дизайне и на креативном директорстве, но пока управление бизнесом и маркетинг, управление персоналом и коммерция занимают не меньше времени, чем дизайн… Скажем так: примерно поровну.

#GGAL1#

– Наблюдаете ли вы высокую конкуренцию? Или занятая ниша позволяет чувствовать себя относительно спокойно?

– Я думаю, что мы чувствуем конкуренцию не со стороны других ювелирных марок или магазинов, а со стороны марок одежды, обуви и сумок. Есть ощущение, что это в большей степени наш конкурент. Сегодня, когда девушка хочет себя порадовать, она может купить себе новое платье, а может украшение, во многом для нее эти товары взаимозаменимы. Поэтому конкуренцию, конечно, мы чувствуем и стараемся выстроить такую ценность бренда, чтобы ответ клиента был очевиден.

 

СВОИ ОПТИЧЕСКИМ ЭФФЕКТОМ, НАЛОЖЕННЫМ НА МЕТАЛЛ, ГОРНЫЙ ХРУСТАЛЬ ПОЗВОЛЯЕТ ДОБИВАТЬСЯ НЕВЕРОЯТНЫХ ВПЕЧАТЛЕНИЙ

 

– Какие каналы продвижения для вас являются наиболее эффективными? Многие говорят о том, что традиционная реклама не работает в текущих реалиях...

– В качестве канала продвижения мы используем только Instagram. Все наши расходы на рекламу – это вложение в контент и в продакшн, то есть стоимость съемок. Мы стараемся делать такой контент, который будет сам себя продвигать.

– Как возникла идея создания совместной коллекции с Аленой Долецкой?

– Идея появилась при знакомстве с Аленой: она пригласила разработать коллекцию для ее капсулы. Собственно, этот опыт стал настоящим совместным творчеством, который нам обеим понравился, и мы решили сделать что-то большее, а именно – целую коллекцию. В итоге появилось две Альмы (Alma2).

– Есть ли среди известных людей те, кого бы вы мечтали увидеть в своих украшениях?

– Пусть это будет Кейт Бланшет. (Смеется.)

– Алексей, расскажите о первом месте работы. Это сразу была сфера искусства?

– Я начал работать на третьем курсе университета – устроился курьером в компанию, которая позднее стала известна как Аукционный Дом «Гелос». Правда, уже через месяц был повышен до менеджера по рекламе. В общей сложности в «Гелосе» проработал с 1993 по 1998-й. Должность последних лет – заместитель директора по связям с общественностью и рекламе.

– Как возникла идея открытия «Альбион Галереи»?

– В тот период я активно работал. В какой-то момент, в силу ряда обстоятельств, стала появляться мысль о собственном проекте. Это был 1998 год, когда в экономике страны происходили определенные сложные процессы. Можно сказать, это подтолкнуло меня к отказу от наемного труда. Моим партнером стала Виктория Лаптева – искусствовед. Мы работали вместе и как-то раз, обсуждая перспективы и планы на будущее, задумались о собственном бизнесе.

– Это было продиктовано экономикой и вопросом «Чем же нам заниматься?» или творческим порывом?

– Это не было сделано от безысходности, если вы имеете в виду финансовый кризис. Мы увидели возможность попробовать себя в чем-то новом. Не исключено, что события того времени нас подтолкнули к реализации идеи.

– Каким был старт? Вы помните первое помещение, первых экспонентов?

– Мы занимаемся старыми авторами. Такого, чтобы выставлялся какой-то один конкретный мастер или группа художников, нет. Были работы довоенного времени или еще более старые, но в основном – полотна, принадлежавшие дилерам и коллекционерам.

Первое серьезное помещение арендовали на Софийской набережной – напротив Кремля, во дворике «Роснефти». А если быть точным, изначально небольшая площадка располагалась в ЦДХ – там мы пробыли первый неполный год работы. Потом перебрались в самостоятельное помещение на Софийской, далее – на Остоженку, на так называемую золотую милю. Здесь активно трудимся и сейчас.

– На сайте галереи отмечено, что вы не тратитесь на рекламу. Это принципиальная позиция? Так было с самого начала?

– Прямая реклама в нашем случае малоэффективна. Давать какие-то объявления в газетах на покупку предметов у населения – плохая идея, будет идти огромный вал непрофильного материала, в котором мы просто потонем. Это целесообразно в случае с большой организацией, ведущей регулярные аукционные торги. Нам это просто не требуется, выгоднее работать с целевой профессиональной аудиторией. Стараемся формировать информационное поле, скажем так, другими способами. В «Гелосе» я занимался именно рекламой, поэтому сразу понимал, что в случае с «Альбион Галереей» нужно, а что – нет. 

– Когда речь идет об искусстве, в чем, по вашему мнению, заключается правильный и грамотный пиар? Пиар и искусство – каков идеальный баланс между ними?

– Ключевой момент в том, что в нашем деле нет понятия «артикул», нет спецификации, к которой можно подвести товарную группу. Каждый предмет обладает уникальным набором характеристик. Потому реклама в привычном нам понимании – например, «Кока-Колы» или конструктора «Лего» – бессмысленна. Рекламировать индивидуально можно только какие-то уникальные и редкие предметы. В остальных случаях это выльется в необоснованные и неадекватные затраты.

Продвигать необходимо торговую марку, идею коллекционирования, себя – как фигуру в этой области. Это, на первый взгляд, несколько отвлеченные категории, но именно такого рода продвижение, как я считаю, имеет смысл. Повествовательный красивый материал имеет смысл. При этом рекламная страница в журнале в значительной степени станет зря потраченными средствами.

– К слову о продвижении себя как фигуры. Какие инструменты для повышении узнаваемости на рынке арт-бизнеса вы считаете наиболее эффективными?

– Прежде всего это сотрудничество с профессиональными изданиями и различными СМИ, особенно – с телевидением: оно дает возможность делиться комментариями по поводу тех или иных событий в мире искусства. Социальные сети в этом вопросе тоже немаловажны. Социальная и профессиональная активности в комплексе хорошо играют и на узнаваемость, и на авторитет.

– С появлением социальных сетей все-таки стало проще?

– В каком-то смысле. Социальные сети – инструмент о двух концах. С одной стороны, это трибуна, с которой ты можешь излагать свою точку зрения в режиме 24/7, с другой – все нужно делать осторожно, с определенными ограничениями. Нельзя перекармливать аудиторию, навязывать свою точку зрения. Нужно ориентироваться на законы и сферы SMM, и маркетинга в целом. Работаем над этим сами, специального человека нет – это довольно интересно и забавно. Опять же мы – люди творческие.

В СОВЕТСКОЕ ВРЕМЯ ИЗ МУЗЕЙНОГО ФОНДА ВНУШИТЕЛЬНАЯ ЧАСТЬ БЫЛА РАСПРЕДЕЛЕНА ПО РЕГИОНАЛЬНЫМ МУЗЕЯМ, ВКЛЮЧАЯ СОЮЗНЫЕ РЕСПУБЛИКИ

– Коснемся специфики российского арт-бизнеса. На протяжении последних 100 лет на долю России выпало немало потрясений. С развалом СССР в искусстве тоже наступила новая эпоха. Вы это как-то успели прочувствовать в своей карьере? Возможно, о сложностях рассказывали более старшие и опытные коллеги?

– В эту область я попал уже после развала Союза, каких-то потрясений не испытал. Насколько мне известно, старшие коллеги до известных событий – пока еще не было границ – могли собирать вещи на территории бывших союзных республик. Их перемещение не было ограничено, запрещалось в исключительных случаях. Обидно, что за счет распада страны множество произведений искусства нашего изначально [российского] происхождения оказалось за рубежом. 

В советское время из музейного фонда внушительная часть была распределена по региональным музеям, включая союзные республики. Вернуть экспонаты оттуда фактически невозможно – ни с юридической, ни с любой другой точки зрения. Поэтому приходится ездить какие-то вещи смотреть. Ну, допустим, значительная часть полотен Верещагина находится в Узбекистане. Более того, его работы там не экспонируются, они убраны в запасник по национальным идеологическим соображениям. 

Этот момент повлиял. Что касается арт-бизнеса в целом – думаю, вряд ли 1991 год наложил отпечаток. Я начал иметь дело уже с тем, что сложилось после развала Союза. Нужно понимать, что в СССР не только арт-бизнеса, но и бизнеса в целом не было – за него полагалась статья Уголовного кодекса.

– На Западе эта сфера действительно существует на порядок дольше. Если сравнить, в чем основные особенности нашего арт-рынка?

– Дольше минимум на несколько веков. Первый из существующих ныне аукционных домов – «Доротеум» – был основан в 1707 году. Наиболее крупные, «Сотбис» и «Кристис», появились в середине XVIII века. Естественно, что там гораздо более богатая история, проработанная структура, больший объем товаров. 

Отечественный арт-бизнес и по объемам продаж, и по уровню работ несколько отличается от западного. Но есть один важный момент: российский арт-рынок в значительной мере изолирован от зарубежного. Изоляция происходит в силу обстоятельств, которые предполагает закон о ввозе и вывозе культурных ценностей. И если в отношении современного искусства это все более-менее решаемо (разрешение можно получить относительно свободно), то в случае со старым искусством все достаточно проблематично. Вывоз вещей, которым больше 100 лет, на сегодняшний день де-факто запрещен. 

– Это один из моментов, требующих немедленного решения? И что нужно сделать для развития российского арт-рынка?

– Это действительно играет ключевую роль. Потому что свобода перемещения искусства через границу – я имею в виду не вседозволенность, а относительную свободу – важна. Среди вещей, которым больше 100 лет, в общем-то достаточно много того, что никакого исторического и культурного интереса не представляет. Такие вещи имеют антикварную ценность, но не более. 

Если говорить о европейских странах, то столь же жесткое законодательство, пожалуй, только в Италии и Греции. Это связано с тем, что там много искусства, имеющего огромное значение для всего мира, начиная с античного наследия и заканчивая великими художниками прошлых веков. Так что только в этих странах сопоставимое с нами право в области вывоза культурных ценностей. Да, я считаю этот вопрос одним из ключевых. Уверен, что с момента его решения российский арт-рынок получит серьезный импульс для своего дальнейшего развития. 

Опять же этот момент сдерживает начало работы в нашей стране мировых аукционных домов – для них такая ситуация абсолютно неприемлема. Смысл проводить аукционные торги для зарубежных домов? По каждой вещи надо заранее (не зная, продашь ты её в итоге или нет) получать бумаги, платить пошлины и многое другое. Это – бессмысленная история для бизнеса. 

– В какой момент вы заинтересовались аукционами и когда провели первый?

– В 1997 году, в «Гелосе». Предлагали талантливой молодежи пробовать свои силы – и я попробовал. Стало получаться.

ЗАНИМАТЬСЯ ЛЮБИМЫМ ДЕЛОМ НАМНОГО ЛУЧШЕ, ЧЕМ РАБОТАТЬ В СФЕРЕ, К КОТОРОЙ «ДУША НЕ ЛЕЖИТ»

– Целенаправленно устроились на работу в «Гелос»? Сразу задумывались о карьере в аукционном бизнесе?

– Это получилось в определенной степени случайно. Я искал подработку во время учебы, банально – на карманные расходы, чтобы не просить деньги у родителей. И первой «подработкой» стал Аукционный Дом «Гелос». Здесь не было какой-то целенаправленности. Можно сказать, удачно сложились звезды. Область оказалась для меня интересной, «своей». Заниматься любимым делом намного лучше, чем работать в сфере, к которой «душа не лежит». 

Одна из особенностей аукционного бизнеса в том, что человек, попавший в него и ощутивший с ним родство, всеми силами старается остаться в этой истории. Я практически не знаю примеров, когда люди по доброй воле переходили в какие-то другие области. 

– Есть человек, которого вы можете назвать своим учителем? Тот, кто вас заинтересовал, благодаря кому вы «заболели» этим делом?

– Болеть – я бы так не сказал. Надеюсь, что остаюсь достаточно здоровым и трезво смотрящим на вещи. Было довольно много авторитетных коллег и учителей в этой области. В первую очередь надо благодарить основателя и владельца «Гелоса» Олега Стецюру – именно он немало сделал для того, чтобы я оказался в этой сфере. Впоследствии было много старших коллег и товарищей – Георгий Путников (к сожалению, ныне покойный), Андрей Хаазе и другие – которые вдохновляли и давали знания, без которых подобная работа была бы немыслима. 

– Вы получали дополнительное образование в области искусствоведения? Или филологического оказалось достаточно?

– Как такового нет, не получил. Дело в том, что классическое филологическое образование, если говорить о русской словесности, достаточно объемно для того, чтобы представлять контекст происходящего в искусстве. Какое-то специфическое образование, конечно, не лишнее. Но, пробыв в этой сфере не один десяток лет, я пришел к выводу, что с практической точки зрения в этом смысла нет. За много лет работы постигаешь огромное количество вещей, что называется, «на пальцах». 

– Если человек целенаправленно хочет стать аукционистом, сделать карьеру в этом бизнесе – с чего начать? Какое образование лучше получить, как достать лицензию, как организуется процесс от и до?

– Такого понятия, как лицензия, не существует, его нет и не было в нашем праве. Раньше была лицензия на торговлю предметами антиквариата, но она была отменена в 2002 году. Это разрешение касалось именно торговли, а не деятельности аукциониста. Продажа с молотка – форма торговли, здесь никаких лицензий нет.

НИКОГДА НЕ ЗНАЕШЬ, КАКОЙ ЗАЛ ТЕБЯ ОЖИДАЕТ, КАК ЛЮДИ БУДУТ НА ТЕБЯ РЕАГИРОВАТЬ, НАСКОЛЬКО ОНИ БУДУТ ЭМОЦИОНАЛЬНЫ, КАК ИНТЕНСИВНО БУДУТ ТОРГОВАТЬСЯ

Все документы на продажу находятся на совести хозяйствующего субъекта, он занимается и организует аукцион. Аукционист – техническая фигура, он производит отсчет цены и фиксирует момент продажи. Конечно, эта профессия тоже творческая и достаточно нервная в хорошем смысле слова: никогда не знаешь, какой зал тебя ожидает, как люди будут на тебя реагировать, насколько они будут эмоциональны, как интенсивно будут торговаться. 

Что касается образования, здесь тоже нет какой-то универсальной рекомендации. Мои коллеги имеют разные вузы за спиной: кто-то с театральным образованием, кто-то – с техническим. Мне кажется, оптимальный вариант расположен где-то между театральным и гуманитарным. Гуманитарное образование дает кругозор, театральное – обучает сценическим навыкам, без которых будет сложно. Мне, в частности, очень помог студенческий опыт – когда-то на факультете мы играли в КВН. Почему это помогает? Важна скорость реакции на зал, умение вовремя и адекватно ответить на самые неожиданные вызовы.

– Расскажите о «механизме» аукциона. Откуда берется прибыль, как формируется стартовая цена?

– Прежде всего аукцион – одна из форм продажи, существующих у нас для реализации определенных предметов и ценностей. На Западе аукцион – въевшаяся, что называется, с давних времен традиция. С аукциона там продается все, начиная с наследства почившей старушки и заканчивая приплодом телят в сельской местности. 

В России это все-таки очень долго ассоциировалось (и до сих пор у какой-то части населения) с бессмертным романом Ильфа и Петрова. 

На аукцион выставляется определенное количество предметов – индивидуально или по группам. Каждый из них называется лотом. Если аукцион благотворительный – он может быть небольшим. Если он посвящен тем или иным «супер-мега» раритетным предметам – может состоять всего из 10–20 лотов. Стандартный аукцион – от сотни лотов и даже больше. Мне доводилось вести торги и по 600 с лишним лотов. Больше – достаточно сложно. На трибуне мы относимся к этому с профессиональной точки зрения, а аудитория может уставать, к концу люди не столь активны.

Как формируются стартовые цены? Нужно понимать, что цель и задача аукциона – не просто стукнуть молотком по названной цене, а сделать так, чтобы цена возросла в ходе торгов. Поэтому при приеме предметов специалисты аукционного дома обсуждают с владельцем его ожидания. Владелец озвучивает «личную» стоимость предмета, свое видение, специалисты оценивают, насколько этот лот перспективен для продажи через аукцион.

#GGAL1#

Стартовую цену желательно установить таким образом, чтобы она была несколько ниже средней рыночной стоимости – это делается для формирования конкуренции вокруг лота. В помощь приходят различные интернет-ресурсы и справочники. Они позволяют составить статистику по продажам произведений тех или иных авторов, предметов того или иного рода. В целом установка цены – все же процесс переговоров и достижения определенных договоренностей между специалистами аукционного дома и владельцем вещи.

– Отчасти вы уже ответили на этот вопрос, но хочется подытожить. Какими качествами, помимо сценических навыков, должен обладать профессиональный аукционист?

– Способностью держать в голове сразу несколько так называемых пластов реальности, несколько позиций. Необходимо понимать, как будет увеличиваться цена, где в зале сидят люди, которые этими вещами могут заинтересоваться, – нужно сразу их замечать, начинать прицельно с ними работать. Важно правильно реагировать на любые неожиданные повороты, быть готовым отбить – корректно! – какую-то ерническую или неуместную реплику из зала. Есть люди, которые ходят на подобные мероприятия исключительно с целью показать себя, развлечься, а не с целью что-то купить. Всякое бывает. Самое главное – не теряться. Нужно уметь находить продолжение даже тогда, когда ситуация кажется безнадежно зависшей.

В Москве есть около 10 аукционных домов, в которых регулярно проходят торги. Кто-то из них приглашает специалистов, а кто-то – воспитывает собственных. Как лицо заинтересованное скажу: профессионал в любом случае сделает торги интереснее, а предметы – востребованнее. За счет умелого ведения процесса и работы с залом можно и повысить продажи, и «вытащить» из участников торгов дополнительные ставки. 

Основа успеха – хорошо подобранная коллекция в сочетании с грамотно проведенной работой с потенциальной аудиторией. Аукционист не волшебник. Профессионал действительно может добиться большего, но он не построит дворец на ровном месте.

#GGAL2#

– Аукционист – профессия или, как это бывает у художников и музыкантов, призвание?

– Это и профессия, и, с другой стороны, абсолютно творческое занятие. Почему, собственно, я этим и занимаюсь – нравится процесс. Это действительно классно, красиво, здорово. Это сродни профессии дирижера, если говорить о творческих амплуа. Дирижирование ближе всего, потому что задача аукциониста – мобилизация аудитории и направление энергии зала в нужное русло.

 

НУЖНО УМЕТЬ НАХОДИТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ ДАЖЕ ТОГДА, КОГДА СИТУАЦИЯ КАЖЕТСЯ БЕЗНАДЕЖНО ЗАВИСШЕЙ

– Вы обмолвились, что многие приходят на аукцион с целью развлечься. Если оценивать в общей массе: что движет сегодняшним покупателем – любовь к искусству или азарт? 

 – Совсем азартные покупатели сейчас встречаются нечасто. В основном люди достаточно хорошо представляют, что именно они хотят и до каких пределов. Конечно, за счет грамотного «дирижирования» процессом можно спровоцировать больше шагов, поднять цену. Не менее важный момент: сейчас наступила эпоха новых технологий, многие пользуются опосредованными способами участия в аукционе – такими как телефон или интернет. Удаленное участие в торгах становится все более масштабным и популярным. Технически это удобнее – в каком-то смысле за аукциониста все делает компьютер, но гораздо интереснее работать с более полным и активным залом. Общая атмосфера складывается в том числе из ожиданий и вожделений присутствующих участников. Каждый способ имеет свои плюсы и минусы.

#GGAL3#

– Как лучше подготовиться к уходу в «свободное плавание» в любом бизнесе?

– Надо осознавать, чем ты будешь заниматься и как. Понимать ту область и тот сектор, в которых собираешься работать, твоя деятельность должна быть востребована – это азы. Иначе – нет смысла начинать что-либо самостоятельно. Многие пытались, далеко не у всех это получалось, поэтому необходимо четко и адекватно отдавать себе отчет в том, чего ты стоишь на самом деле и на что способен. Разумеется, надо иметь связи в профессиональной среде, определенную клиентуру – особенно, если говорить о нашей области. 

– Вы занимаетесь аукционами 20 лет. Для нашей страны это достаточно молодой бизнес. Вы видите, как взрослеет аудитория? Поменялось ли отношение людей к искусству?

– Советская власть, помимо всего прочего, сделала одну очень нехорошую вещь – выбила из человека понимание того, что искусство – неотъемлемая часть нашей среды обитания, что с ним можно и нужно существовать. Большей части постсоветского населения свойствен взгляд, что искусству место в музее. Многие в те же 1990-е годы негодовали: «Как вы можете это продавать?»

Подобный взгляд очень однобок и сформирован идеологией советского периода. Музейная и частная собственность на произведения искусства – они должны быть в паритете. Более того, какой бы мы ни взяли в качестве примера сегодняшний знаменитый музей, – в его основе всегда заложена чья-то частная коллекция. Такой парадокс. 

Поэтому частное коллекционирование очень важно. Хорошо, что многие наши соотечественники стали это понимать. За последние годы появилось несколько очень качественных частных музейных проектов – это важно. Такие музеи тоже становятся участниками рынка, потому что часть основного своего собрания они так или иначе приобретают. Аудитория становится качественнее – публика очень изменились за последние годы. И это здорово.

– В копилке ваших многочисленных дипломов есть и об окончании с отличием художественного отделения Школы искусств. Значит ли это, что эстетическая составляющая вашей профессии была предопределена заранее?

– Да, я человек творческий. Действительно, восемь лет обучалась на художественном отделении Школы искусств. В детстве были еще и танцы, и хореография. К творческим профессиям меня всегда влекло и, когда я поступала в медицинский вуз, то уже знала, что буду заниматься эстетической медициной. Единственная дилемма на тот момент была – это выбор между хирургической медициной и терапевтической. Я выбрала терапевтическую и чрезвычайно этому рада. Косметология очень творческая профессия. На пациентов мы, доктора, смотрим как художники, наша задача – подчеркнуть индивидуальную красоту.

– Не было ли сомнений в выборе медицинского вуза?

– Советуясь с родителями, я мечтала о театральном, дизайнерском и медицинcком образовании. Хотелось все объять! Но это были непростые годы для нашей страны, и учиться в другом городе было весьма дорого, к тому же я единственная дочь в семье, и родители не хотели меня далеко отпускать. Театральных вузов в Тюмени не было и дизайну тоже не учили. Решение приняли в пользу медицины, о чем я совершенно не жалею, поскольку в косметологии реализую себя во всех творческих ипостасях.

– С чем было связано желание открыть клинику в Москве? Неужели в Тюмени стало тесно?

– Это решение не было спонтанным и основано было на нескольких доводах. Во-первых, я заметила, что за последние несколько лет ко мне на процедуры в Тюмень стало приезжать много пациентов из разных городов России. Большинство из них проживают и работают в Москве и для них наличие филиала нашей клиники в столице было бы очень удобным. Во-вторых, занимаясь обучением докторов, я продолжительное время бываю в столице, в месяц 2-3 командировки. В-третьих, в Москве у меня много друзей и коллег, с которыми можно поговорить, как о работе, так и о жизни. Тюмень – мой родной город и не могу сказать, что здесь стало тесно. Но расширение географии дает дополнительные возможности для развития и предоставления косметологических процедур экспертного уровня для наших пациентов теперь и в двух городах.

 

В КОСМЕТОЛОГИИ Я РЕАЛИЗУЮ СЕБЯ ВО ВСЕХ ТВОРЧЕСКИХ ИПОСТАСЯХ

 

– Как бы вы оценили уровень конкуренции на рынке косметологических услуг в Тюмени и Москве?

– С одной стороны, в Москве уровень конкуренции очень высокий. С другой, медицинских учреждений, которые бы работали в строгом соответствии с требованиями законодательства и при этом ориентированных на высокие показатели качества услуги и сервиса, как это и должно быть в клинике, не так и много. Много клиник открывается и также много закрывается. В Москву на процедуры охотно приезжают как европейцы, так и граждане США. Косметологические услуги сегодня очень востребованы. В Тюмени мы были первопроходцами, стараясь привнести все самое лучшее и передовое, что есть в мировом опыте эстетической медицины. Главное – быть честным с самим собой, выполнять свою работу на 100% с удовольствием и любовью, и никакая конкуренция не будет страшна. Для меня, да и всего коллектива, это уже не просто бизнес, а дело всей жизни.

– Какая основная концепция заложена в новой клинике?

– Концепция арт-пространства красоты, где представлена косметология и гинекология экспертного уровня. Клиника расположена в районе Патриарших прудов, а этот район всегда привлекал творческих людей, уделяющих большое внимание красоте внешней и внутренней. Тут уместно вспомнить Чехова А.П. с его высказыванием, что «в человеке все должно быть прекрасно…», по счастливой случайности его дом-музей располагается недалеко от здания, в котором мы разместили клинику. Для нас было важно сохранить историческую ценность занимаемого особняка, к слову, 1870 года постройки. При этом необходимо было соответствовать всем требованиям, предъявляемым к помещению, где оказывают медицинские услуги – было сложно, но нам удалось! Поэтому и появилась концепция арт-пространства. Стены клиники украшают подлинники картин испанского художника Александра Яя. Его картины представлены в галереях Барселоны и Нью-Йорка. Так что у нас можно получить не только процедуры, но и получить эстетическое удовольствие, познакомившись с творчеством известного художника. В новой клинике представлены три направления: эстетическая косметология, гинекология и дерматология. Как я уже сказала, большую роль в нашей работе имеет образование и поэтому отдельный этаж клиники наш образовательный центр – Лекторий на Гранатном, где мы проводим обучения, мастер-классы для врачей косметологов и руководителей клиник, а также арт-встречи с людьми творческих профессий (художниками, писателями, музыкантами). Образовательная деятельность одна из главных в моей работе, я постоянно провожу обучения для докторов как в рамках первичного обучения по специальности «Косметология», так и мастер-классы по определенным темам для опытных докторов, также участвую с докладами на международных конгрессах по эстетической медицине в Европе и Азии.

#GGAL1#

– Вы управляете только медицинской частью или и за финансовый результат отвечаете тоже?

– На данном этапе я отвечаю за все. Принимаю пациентов, контролирую качество оказания медицинской помощи и слежу за финансовыми результатами, занимаюсь работой с персоналом, командообразованием, налаживаю сервис. Благо мне помогает в этом моё второе, экономическое образование. Но, не в этом дело. Для нас очень важно, чтобы пациент чувствовал себя максимально комфортно. В клинике много современного оборудования, в том числе «машин молодости», как я их называю, поэтому необходимо постоянное обучение персонала. У нас все доктора с большим опытом работы, но тем не менее, нам всем вместе необходимо выстраивать единые подход и тактику. Работы очень много, как врачебной, так и менеджерской! Но, справляюсь, поскольку коллектив удалось собрать очень дружный и профессиональный.

– Насколько жестко со стороны государства сегодня осуществляется контроль за качеством косметологических услуг?

– Да, государство стало больше внимания уделять этому. Следует понимать, что косметология – это медицина, а не сфера бытовых услуг. К сожалению, в нашей отрасли появляются и случайные люди, которые либо вообще не имеют отношения к медицине, либо получили непрофильное образование. Контроль со стороны надзорных органов способствует их своевременному выявлению. Еще одна проблема: в Россию ввозится много несертифицированных аппаратов и препаратов. Государство контролирует и эту ситуацию и уже есть прецеденты по выявлению нарушений в работе, которые выражаются в возбуждении уголовных дел и вынесению приговоров за реализацию подделок. В связи с этим, не могу не отметить важность работать легитимно и только с сертифицированной продукцией и на сертифицированном оборудовании. Мой совет пациентам – не стесняться спрашивать документ об образовании у специалиста, который оказывает вам услугу. Если человек в белом халате, это вовсе не значит, что он доктор. Требуйте регистрационное удостоверение на препарат, который будет вводиться, либо на аппарат, который используется в процессе оказания медицинской услуги. Это право пациента. Кроме того, это единственный способ выявить нарушения, а без обратной связи контролирующим органам трудно применять своевременные меры.

– Последние годы косметология двигалась и развивалась семимильными шагами. Три наиболее важных, на ваш взгляд, тренда.

– Прорывные новинки появляются в среднем раз в три года. Первый тренд – это постоянное развитие аппаратной косметологии и появление высокотехнологичного оборудования с использованием различных факторов воздействия: лазеры, широкополосный импульсный свет, радиочастоты и т.д.

Второй – развитие инъекционной косметологии и производство высокоочищенных препаратов, которые тождественны нашему организму и практически не вызывают негативных реакций. Уважающие себя компании-производители все свои усилия направляют на то, чтобы выпускать препараты, максимально безвредные. Безопасность пациента – превыше всего. Совершенствуются препараты и параллельно совершенствуются техники работы, которые также направлены на максимальную безопасность.

И третий тренд – эстетическая гинекология. Это интимная тема, о которой не принято говорить, но данное направление сегодня очень активно развивается.

– Некоторые специалисты уверены, что будущее косметологии за клеточными технологиями. Что вы об этом думаете?

– Действительно, будущее за биологией. Сегодня мы уже можем оценить состояние своего здоровья с учетом генотипа, провести генетическое исследование и увидеть предрасположенность к каким-либо заболеваниям. Мы не в силах изменить свой генотип, но в состоянии изменить условия внешней среды, влияющие на него, а также стиль жизни, характер питания. Мы можем корректировать это своим образом жизни, принимая те или иные витамины, минералы, соблюдая определенный режим. Врач-косметолог считается профессиональным, если подходит к каждому пациенту индивидуально, учитывает состояние внутренних органов и систем, оценивает паспортный и биологический возраст, вникает в характер питания, не пренебрегает назначением консультаций узких специалистов. Поэтому одна из важнейших составляющих нашей работы – это научная деятельность. Уже продолжительное время наш коллектив занимается изучением клеток и клеточных взаимодействий. В этом направлении есть много публикаций и ряд научных патентов. Мы, как и многие, только еще приоткрываем завесу тайн природы, очевидно, что за этим будущее.

 

РАБОТА КОСМЕТОЛОГА НЕ ДОЛЖНА БЫТЬ ВИДНА, НО ОКРУЖАЮЩИЕ ЛЮДИ ДОЛЖНЫ ОТМЕЧАТЬ УХОЖЕННЫЙ И ЗДОРОВЫЙ ВНЕШНИЙ ВИД ПАЦИЕНТА

– В последнее время создается ощущение, что стремление к молодости и рестайлингу у российских женщин носит гипертрофированный характер. Вам так не кажется?

– Этот тренд уже устарел, чему мы очень рады. Сегодня ценится естественность и индивидуальная красота. Модно выглядеть молодо и ухоженно, но при этом не должно быть заметно, что были проведены какие-либо процедуры. Хорошая работа косметолога не должна быть явно видна, но при этом окружающие люди должны отмечать ухоженный и здоровый внешний вид пациента – таково мое личное убеждение. Именно это актуально сегодня.

 

С УВЕРЕННОСТЬЮ МОГУ СКАЗАТЬ, ЧТО РОССИЯ ВХОДИТ В СТРАНЫ-ЛИДЕРЫ ПО ЭСТЕТИЧЕСКОЙ КОСМЕТОЛОГИИ

 

– Есть рейтинг стран-лидеров по пластической хирургии. Существует ли такой во врачебной косметологии? Какие страны задают тренды?

– Раньше модно было учиться у западных докторов. Сегодня ситуация изменилась. С уверенностью могу сказать, что Россия входит в страны-лидеры по эстетической косметологии. Наши доктора работают виртуозно красиво. А все потому, что у нас многонациональное государство и на прием приходят пациенты, с различными этническими и национальными особенностями структур лицевой части черепа, различной анатомией мимических мышц, архитектурой образа в целом. Каждому необходим строго индивидуальный подход. Именно поэтому к нам приезжают много иностранных пациентов. Говоря о косметологии в целом, надо отметить лидерство Соединенных Штатов Америки в производстве новых аппаратов и препаратов, где и зародилась эстетическая косметология, не отстают от них Германия, Италия и Франция. Сейчас мы наблюдаем бум эстетической медицины в Азии. На рынке появилось много азиатских аппаратов и препаратов как высокого качества, так и нелегитимных. Российские врачи, в свою очередь, могут похвалиться умелым использованием и виртуозным сочетанием технологий в желании достичь лучших результатов.

– Есть ли отечественные разработки, которые вы используете?

– Да, я горжусь разработкой нашего коллектива – ранозаживляющим средством Cellgel, выпускаемым корпорацией GG в Тюмени. Уже несколько лет мы реализуем его по всей России и в странах Таможенного Союза. Это средство неоднократно становилось золотым лауреатом «100 лучших товаров России». При этом отрадно получать многочисленные отзывы наших пациентов, которым помог Cellgel. Вскоре он появится и в Европе.

– Какой стратегии придерживаетесь с пациентами – работать на опережение старения или решать уже назревшую проблему?

– И то, и другое. Чаще всего пациент уже приходит с проблемой. Но, многие начали понимать, что за профилактикой будущее, и в эстетической медицине в том числе. Чем раньше пациент обращается к косметологу, тем дольше он сохраняет свою кожу в здоровом и ухоженном состоянии. Конечно, для каждого возраста свои процедуры и показания, но предупредить ранее старение всегда легче, чем лечить уже имеющиеся возрастные изменения. Откладывать на потом, полагая, что пластическая операция решит все проблемы – неверная тактика. К сожалению, пластическая хирургия не может изменить состояние кожи и связочного аппарата. Заботиться о здоровье кожи необходимо начинать как можно раньше. Тем более что кожа, это зачастую зеркало внутренних процессов, а значит визит к косметологу, это еще и своевременная диагностика других, возможно, скрытых заболеваний.

 

ОЧЕНЬ ВАЖНО, ЧТОБЫ ВИДЕНИЕ КРАСОТЫ ПАЦИЕНТА СОВПАДАЛО С ВИДЕНИЕМ ДОКТОРА

 

– Всегда ли удается не идти на поводу у пациенток, стремящихся к бесконечному совершенствованию собственной внешности?

– Я тот доктор, который легко говорит «нет» своим пациентам и никогда не делает процедуру, которая не показана, даже если пациент на этом настаивает. Всегда можно объяснить, почему это не нужно. Как правило, пациенты прислушиваются. Очень важно, чтобы видение красоты нашего пациента совпадало с видением доктора. В этом случае получаются самые красивые результаты.

– Придерживаетесь ли вы каких-либо табу в своей работе?

– Быть честным и руководствоваться принципами медицины, первый из которых: «Не навреди!» Назначать пациенту только то, что доктор считает для него полезным. По этому поводу мы шутим, спросите доктора, что он назначил пациенту и что он назначил бы себе в этом случае – ответы часто не совпадают. (улыбается) Так, в эстетической медицине это важно вдвойне.

– Что самое интересное и самое сложное в вашей работе?

– Самое интересное то, что имея огромное количество возможностей в виде препаратов, техник, инъекций, аппаратов, можно все это комбинировать индивидуально для каждого пациента и, как следствие, получать результат своего труда, выраженный в гармонии и красоте.

Самое сложное, когда ты ограничен в возможностях получить желаемый результат, чтобы помочь пациенту, например, с посттравматическими повреждениями. В этом случае, даже небольшой прогресс доставляет огромную радость и, конечно, это самые благодарные пациенты.

– Были ли у вас эксперименты со своей внешностью?

– Я – перфекционист. Не случайно в моей жизни, если диплом, то красный, а если подготовка к докладу, это недели чтения литературы по теме. Именно это свойство характера помогает учесть риски и часто сдерживает от необдуманных поступков (улыбается). Но эксперименты были, они касались не косметологии, а имиджа – длины и цвета волос.

– Что способно выбить вас из колеи? И как с этим справляетесь?

– Когда нужно много всего сделать, а ты не успеваешь из-за временного ресурса, когда 24-х часов в сутках мало, но необходимо... «…жить торопиться и чувствовать спешить» (улыбается), это и меня порой выбивает из колеи, не знаешь, за что ухватиться. Но, «лекарство» найдено! В таких ситуациях я заставляю себя расслабиться на несколько минут, расставить приоритеты в действиях, а далее – step by step. Мне это помогает.

 

– Я – ПЕРФЕКЦИОНИСТ. ЭТО СВОЙСТВО ХАРАКТЕРА СДЕРЖИВАЕТ ОТ НЕОБДУМАННЫХ ПОСТУПКОВ

 

– С чего начинается ваш день?

– Думаю, что не очень оригинально, но обычно у меня всё спланировано, поскольку жизнь моя привязана к графику визита пациентов в клинику Тюмени или в Москве, к графику обучений, к графику выступлений или встреч. Когда очень много командировок, иногда я просыпаюсь утром и не могу понять, где я (улыбается). Но, где бы я не находилась, мой день начинается с чашки кофе. Потом зарядка, я выполняю определенный комплекс упражнений из йоги, 15-20 минут. Это позволяет привести тело в тонус и размять все мышцы. А после йоги – душ, который очень люблю и поэтому на зарядку мотивирую себя тем, что душ нужно заслужить.

– Что делает вас счастливой?

– Что-то или кто-то не может делать нас счастливыми. Пожалуй это, самый сложный вопрос для любого человека и для меня. Счастье – это имя радости, имя хорошего настроения, имя желания жить. Счастье – это гармония намерений и следствий. Счастье – это способность человека быть свободным в своем выборе. Многие обстоятельства влияют на счастье, но человек делает счастливым себя сам. Я счастлива, потому что жива, позитивна и могу заниматься любимым делом, принося другим людям радость. Мои родные и близкие своим благополучием удваивают мое счастье. Жаль только, что времени мало делить его с ними. Но, я стараюсь находить. Иногда мне это удается, этим и счастлива.

– Ваше портфолио поражает разнообразием – в него включены и интерьеры небольших квартир, и крупномасштабные архитектурные решения. Как появилась идея создания столь многопрофильной студии?

– В рамках работы по найму мне было сложно развиваться: в крупной архитектурной студии зачастую все «варятся в собственном соку», а хотелось все время идти вперед, учиться чему-то, обмениваться опытом. На последнем месте работы меня многому научил мой муж Вадим – собственно, так мы и познакомились. Архитектор и дизайнер – это, на самом деле, очень разные люди, у них разное мышление, отличающиеся подходы. Когда грамотный архитектор работает в тандеме с дизайнером и они друг друга слышат – это очень здорово. К примеру, дизайнер не всегда может разработать какие-то фасадные решения – такие тонкости не входят в его компетенцию. В каждом проекте необходимо учитывать как декоративные, так и технические, внутренние нюансы – здесь должны схлестнуться два профессиональных подхода. Сейчас, уже в качестве главного архитектора и художественного руководителя собственной студии, мы также советуемся друг с другом. Наверное, поэтому у нас всегда получается что-то уникальное и по-своему интересное. #GGAL1#

Как все начиналось? В 2013 году, будучи наемным сотрудником, я завела Instagram. Там я рассказывала, чем занимаюсь, что меня увлекает, вдохновляет и формирует мой вкус в интерьерах. Описывала все стадии рабочего процесса – от согласования макета с клиентом и подбора материалов до решения конфликтных ситуаций на стадии сдачи объекта. Вела прямые трансляции с фабрик Испании и Италии – в те годы было много командировок. В комментарии приходили люди, задавали вопросы, общались, спрашивали, могу ли я взяться за тот или иной необычный проект. Первый клиент нашел меня именно в Instagram. Это была двухкомнатная квартира в Красногорске, которую мы превратили в трехкомнатную. Я подготовила полноценный дизайн-проект, нашла подрядчиков, контролировала процесс от и до. Потом подоспел заказ на проектирование интерьера частного дома. Так, параллельно с основной работой, я начала заниматься частной практикой.

---

ВСЕГДА ЗАКЛАДЫВАЮ БЮДЖЕТ НА ПОВЫШЕНИЕ СОБСТВЕННОЙ КВАЛИФИКАЦИИ: НА КУРСЫ И СЕМИНАРЫ УХОДИТ ПОРЯДКА 70-100 ТЫСЯЧ РУБЛЕЙ В ГОД

---

Вскоре приняла решение уйти из найма и посвятить все свое время этим заказам. Сразу сказала мужу, что хотела бы открыть семейный бизнес – набрать команду профессионалов. Он долго сопротивлялся – года два точно. Поначалу я все делала сама: отрисовывала интерьеры, перспективы, ездила по стройкам и салонам – выполняла полный цикл работ, кроме непосредственно чертежного проекта, с которым помогал Вадим. Он был задействован в качестве ведущего архитектора в другой студии, но поддерживал меня по мере возможности. Основной объем работы, конечно, приходилось брать на себя и поэтому я успела набраться разнообразного опыта. Так, в этот период мне пришлось пережить судебный процесс – заказчик судился со строительным подрядчиком и попросил о поддержке.

---

Постепенно муж понял, что нам выгоднее объединить усилия и создать юридическое лицо. Сначала мы открыли студию Chamber Douce, позднее переименовались в «Атаманенко, Архитектура и Интерьеры». #GGAL3#

– Были ли какие-то вложения в маркетинг и рекламу? Какие постоянные траты предполагает подобный бизнес?

– Изначально вложений практически не было. Инстаграмом занималась сама, сайт создал Вадим. За последний год работы в найме я приобрела и изучила огромный объем литературы. Каждую неделю «проглатывала» по несколько книг – о дизайне, бизнесе, психологии, секретах ведения переговоров. Я взяла за правило половину дохода тратить на пополнение библиотеки. Заказывала иллюстрированные книги про интерьеры из-за рубежа. В качестве самопродвижения сотрудничала на бесплатной основе с Дарьей Казанцевой – иллюстрировала первые пять номеров журнала D for DESIGN. Это был онлайн-журнал с довольно приличным трафиком – его читали и профессионалы, и начинающие дизайнеры, и студенты. Иллюстрировала статьи на строительные темы, рисовала технические детали – например, устройство теплых полов. В журнале выступали эксперты разных уровней, это был бесценный опыт.

---

КАК ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ? В 2013 ГОДУ Я ЗАВЕЛА INSTAGRAM. ТАМ Я РАССКАЗЫВАЛА, ЧЕМ ЗАНИМАЮСЬ, ЧТО МЕНЯ ВДОХНОВЛЯЕТ И ФОРМИРУЕТ МОЙ ВКУС В ИНТЕРЬЕРАХ

---

Мы не жалеем денег на визуализацию каждого проекта. Стоимость фотосъемки одной квартиры начинается от 100 тысяч рублей. За год уходит около 200-300 тысяч – это услуги фотографа, покупка или аренда декора и все сопутствующие расходы. Важное значение для самопродвижения играет публичность. Я читаю лекции в Британской школе дизайна, стараюсь принимать участие в профессиональных фестивалях. Всегда закладываю бюджет на повышение собственной квалификации: на курсы и семинары уходит порядка 70-100 тысяч рублей в год.

В сфере дизайна и архитектуры тоже существует сезонность: основной пласт заказов приходится на март – август. Даже сейчас случаются периоды, когда мы на протяжении нескольких месяцев выходим на самоокупаемость, но не получаем прибыль. Иногда – даже уходим в небольшой минус. Несмотря ни на что мы, в первую очередь, вовремя выплачиваем зарплату сотрудникам (для этого в сезон откладываем определенную «подушку безопасности»). В штате у нас 8 сотрудников – 3D-проектировщики, дизайнеры, ассистенты. Пятеро из них трудоустроены официально, трое – на внештатной основе.

– Проектирование офисного пространства и частных интерьеров – в чем отличия процессов?

– Задачи ставятся примерно одинаковые, но офисное и частное пространство – это все же огромная разница. При работе над домом или квартирой ты привязан к пожеланиям заказчика, в случае с офисом – огромное значение играют рамки бюджета, соответствие всевозможным инструкциям безопасности, планам эвакуации. Безусловно, в случае с жилым пространством правил не меньше, но сам процесс более гибок: владелец квартиры в любой момент может сказать: «Хочу дороже!» и увеличить бюджет.

---

ДЛЯ РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА НАТУРАЛЬНАЯ НАПОЛЬНАЯ ДОСКА С ТОРЧАЩИМ СУЧКОМ ИЛИ НЕРОВНОСТЬЮ – НАСТОЯЩАЯ ТРАГЕДИЯ

---

У меня был интересный опыт – планировка офисного пространства площадью пять тысяч кв. м. Это была IT-компания, и ее сотрудники постоянно перемещались: так, отдел с 1-го этажа в любом момент мог «поменяться» местами с пятым этажом. Они существуют как пчелы в улье: все время куда-то переезжают, взаимодействуют. Это был очень мобильный и нестандартный проект, в котором нашлось немало места фантазии. Если говорить о большинстве современных офисов, то там все довольно четко: определенное количество метров на одно рабочее место, четкое расположение рекреаций, технических помещений, развязок. #GGAL2#

– Как формируются цены? И возможно ли создать что-то стоящее при минимальном бюджете?

– Когда я уходила работать на себя – понимала, что у меня не такое богатое портфолио, чтобы меня выбирали. Сначала установила более чем скромный ценник. Сейчас мы вышли на крепкий средний уровень. У студии появилась база клиентов, портфолио, которое не стыдно показывать. С каждым выходом в телеэфир или с каждой публикацией в профессиональных журналах ты добавляешь себе вес. Публичность, портфолио, регалии – это составляющие профессионализма в целом. Этим ты демонстрируешь своим потенциальным клиентам, что в общении с тобой они обращаются к специалисту, а специалисты не работают бесплатно.

---

ДАЖЕ С ОГРАНИЧЕННЫМ БЮДЖЕТОМ МОЖНО СДЕЛАТЬ ИНТЕРЕСНЫЙ И НЕУЗНАВАЕМЫЙ ИНТЕРЬЕР

---

Многие дизайнеры интерьеров берутся за малоинтересные предложения из-за финансовой составляющей. У меня все по-другому. Не могу отдать проект в работу подрядчикам, закрыв на что-то глаза. Иногда отказываюсь от выгодного заказа, потому что не понимаю: зачем человек вообще обратился к дизайнеру. Мне важен вкус клиента, взаимопонимание между нами. Даже с ограниченным бюджетом можно сделать интересный и неузнаваемый интерьер. Я не могу сказать, что оплата труда для меня не важна – конечно, это не так. Но мне кажется, что со временем каждый человек, который с любовью что-то создает, может выйти на такой уровень, когда любимое дело приносит достойный доход. Примерно об этом же говорил и Сальвадор Дали.

Вне зависимости от бюджета клиента, в каждом моем проекте присутствуют элементы искусства – что-то, произведенное мной и Вадимом как художниками. Это могут быть арт-объекты из дерева, созданные по нашим эскизам, либо художественные полотна моего авторства. Они дают каждому проекту свою индивидуальность, стержень, не побоюсь сказать – душу. Наши интерьеры не обезличены и не подчинены штампам, все они наделены определенным характером.

– Российские интерьеры чем-то отличаются от европейских?

– Я не очень люблю российские интерьеры, чаще вдохновляюсь американскими и европейскими пространствами. Все начинается с разницы в менталитете. В той же Италии в коллаборации «дизайнер – клиент» гораздо больше взаимоуважения и понимания. В России распространена позиция «Кто платит, тот девушку и танцует»: заказчик считает, что за его деньги дизайнер обязан исполнить любой каприз, закрыв глаза на собственное профессиональное видение.

Еще один момент: различное отношение к природным интерьерам. В Европе с трепетом и восхищением относятся к таким материалам как камень и дерево. Спокойно – к временным сколам, потертостям: понимают, что все это естественные процессы, что природные материалы – это определенный статус и философия. В России не так часто встречаешь заказчика, который пришел к этому пониманию. Для русского человека натуральная напольная доска с торчащим сучком или неровностью – настоящая трагедия. Он лучше выберет искусственный ламинат, чтобы все было ровно и «идеально». 

– Уход из стабильной офисной жизни в «свободный полет» – непростой шаг. Как вы пришли к этому?

– Хорошая зарплата, «Зенит», «Газпром», десятки проектов и интересные коллективы – все было замечательно. Но меня все время щемило некое тщеславие: «Этот плакат придумал я, этот логотип – мой...». Сезонность делает свое дело, рекламные кампании сменяют друг друга, а твоего имени никто не знает. Хотелось реализации, чего-то своего. В чем отличие картины от рекламной продукции? Картина может висеть полгода, год, сто лет – у нее всегда будет какая-то своя, особенная, история. Это – частица тебя, которая на протяжении веков будет напоминать о тебе, рассказывать о том, что Резницкий – художник. Он писал, он творил, в его картинах каждый может увидеть свой смысл. Хотелось распространить себя не в рамках сезонности, а в рамках истории.

#GGAL2# Почему я уволился из «Зенита» и бросил все? Уехал в Москву за девушкой. Работодатель предложил ей переехать из Санкт-Петербурга в Москву, а я, как это делали жены декабристов, отправился с ней. У нас до этого были недолгие отношения, и в Москве мы, конечно, расстались. Так я остался один в чужом городе – без друзей и без работы. Но мне было 35 лет и хотелось что-то поменять, а в Питер всегда можно было вернуться. Снял квартиру в центре, начал писать картины. Спустя несколько месяцев меня взяли в крупную контору – арт-директором в Wildberries. Я проработал там 8 месяцев и окончательно принял решение уходить из найма – пускай и в ущерб себе. Понял, что буду писать картины и продвигать себя в виде какого-то бренда.

– Почему именно поп-арт? Как был найден свой стиль?

– В тот период дома стоял белый холст, который друзья подарили мне на день рождения. Был определенный страх начать: я не брал в руки кисти и краски порядка 15 лет. Однако желание писать не отступало. Начал думать, чего хочу от этого.

Решил, что у меня будут квадратные картины. Они могут быть 50х50 см, метр на метр, но всегда квадрат, который прекрасно впишется в любой интерьер.

Люблю ярко одеваться, путешествовать и ни в чем себе не отказывать – обожаю яркую жизнь. Поэтому использую сочные краски с минимальной палитрой из пяти оттенков. Так намного сложнее выразить какие-то эмоции, чувства и идеи, нежели если бы у меня было в рационе цветов 10 или весь спектр красок. Здесь есть свои минусы и плюсы, но я от этого принципа не уйду, это – товарный знак.

Почему поп-арт? Моя любимая часть женского тела – попа. Я работал в сфере арта и решил соединить эти два слова. Конечно, был знаком с классическим поп-артом, разбирался в его особенностях. Один из почитаемых мной художников, Рой Лихтенштейн, использовал черную обводку – такой традиционный прием в создании комиксов. Я подумал, что черный контур в сочетании с ограниченной цветовой палитрой – неплохая идея. Сейчас меняю концепцию: в моих картинах все больше философии и все меньше эротизма. Эротизм, естественно, все равно остается, уходить от него не собираюсь. Мне это нравится – я это пишу.

---

Я НЕ ИХ ТЕХ ХУДОЖНИКОВ, КОТОРЫЕ СИДЯТ В КОМНАТКАХ-КОММУНАЛКАХ, ПИШУТ КАРТИНЫ. ПРОТИВ НИХ НИЧЕГО НЕ ИМЕЮ, ОНИ НЕРЕДКО ТАЛАНТЛИВЫ, НО Я – ДРУГОЙ

---

– Что нужно сделать художнику, чтобы разработать свой бренд?

В первую очередь, нужен свой сайт. Если вы хотите продвигать себя не только в России, заявить о себе миру – делайте его на английском языке. Это также может быть Instagram иди другая соцсеть – любая площадка, на которой удобно представить свои работы. Сайт нужно создать качественный и лаконичный, он должен отображаться в том числе и в мобильной версии. При разработке своего сайта, еще до того, как я стал художником, выбрал домен TimesNewRoman.ru. Любой секретарь знает, как это пишется, это ассоциируется с графическим дизайном и со шрифтами, к тому же там есть мое имя – Роман.

Дальше – собственный бренд и логотип. Бренд нужно обязательно зарегистрировать (у меня на это ушло чуть больше года). Картины квадратные, поэтому логотип был разработан тоже в виде квадрата. Я перечитал много книг по арт-менеджменту и понял, что в России его вообще нет. Рынок у нас, увы, не столь интересен, настоящих специалистов в стране можно пересчитать по пальцам. Пришлось разрабатывать собственный план и определенную стратегию. В роли пиарщика выступаю сам. Время, когда художник сидел дома и творил – прошло. Надо постоянно стучаться, биться в новые двери, заявлять о себе – за вас этого никто не сделает. Важный момент – хорошие визитки. Мои – разных видов, очень дорогие, с тиснением. Получая вашу визитку, человек должен сразу понять, что имеет дело с премиум-брендом.

Свои первые картины я продавал за 25 тысяч рублей. Сейчас они стоят от 5 до 10 тысяч долларов. Первое время зарабатывал на выставках, на коллаборации с брендами. Картины продолжал писать, нарабатывал стиль, но не хотел отдавать за бесценок, понимал, что лучше подождать. Это закон: художник участвует в выставках, его публикуют, его полотна попадают в международные каталоги – цена растет.

– Работа с брендами не мешает вашей основной деятельности – личному творчеству?

– Нет, нисколько не мешает. Тот же Сальвадор Дали придумал логотип «Чупа-Чупс», многие художники делали иллюстрации к журналам, работали над рекламной продукцией – это абсолютно нормально. Основная моя идея – популяризация своего личного бренда. Сотрудничество с различными компаниями этому лишь способствует.  Сувенирная продукция – отдельная тема. Яркие картины очень хороши для принтов – будь это чехлы для телефонов, футболки или зонты. Цели стать сувенирщиком нет. От предложений сделать более дешевую и менее качественную продукцию отказываюсь. С одной стороны – это деньги. С другой – так можно из художника превратиться в рядового ремесленника.

#GGAL3# Я всегда все делаю качественно. Если это чехлы, то они приятны на ощупь, выпуклые, дорогие, их себестоимость очень высокая. Лучше делать премиум-товар. Если картины не самые дешевые, то и сувенирная продукция должна быть на уровне. Чтобы не было подделок (а картины уже подделывают), я не работаю с небольшими лавочками. Мне проще обезопасить себя и сразу написать, что мой бренд представлен лишь в трех местах. Есть ИП, все официально, с бухгалтерией и с налогами. Можно открыть и собственный интернет-магазин, но мне проще сотрудничать с посредниками – с такими как Lamoda и Wildberries. Они берут свой определенный процент за распространение продукции, но это освобождает меня от многих организационных моментов.

Были и забавные случаи. Как-то я работал с питерской синагогой, разработал им логотип, сделал плакат и… они ничего мне не заплатили. На вопрос об оплате заявили: «А ты говори всем, что разработал логотип синагоги в Петербурге». Cначала подумал, что меня надули, но «фишка» на самом деле сработала: когда я впоследствии говорил об этом логотипе, очень многие влиятельные бизнесмены с еврейскими корнями при выборе подрядчика отдавали предпочтение именно мне.

---

НА ВОПРОС ОБ ОПЛАТЕ ОНИ ЗАЯВИЛИ: «А ТЫ ГОВОРИ ВСЕМ, ЧТО РАЗРАБОТАЛ ЛОГОТИП СИНАГОГИ В ПЕТЕРБУРГЕ»

---

Два года назад устроился в Bulgakov Space – это такая премиум-площадка в Москве. Сюда приходят поговорить об искусстве, о политике, здесь собираются актеры, бизнесмены, люди из Сколково. Я занимал позицию арт-директора – это давало возможность читать свои лекции, налаживать новые деловые контакты. Иногда езжу по разным городам (на финансовой, разумеется, основе), рассказываю о своем творчестве, о коллаборациях с художниками различным фирмам, потому что они нуждаются в притоке новой аудитории. Bentley, например, каждое лето организует круизы на яхтах для своих клиентов. Я принимаю в этих круизах участие: хожу по палубе с бокалом вина, общаюсь с людьми на темы искусства. У меня не стоит задача продать им свои картины. Главная цель – новые знакомства, нетворкинг.

– Как творческий человек может инвестировать в себя? Какие траты важны на начальном этапе, а какие – не теряют актуальности по сей день?

Я снимаю довольно просторную квартиру, а потому удается сэкономить на мастерской. Акрил не пахнет, быстро сохнет, не доставляет неудобств в бытовой жизни. Картины 1,5х1,5 м особо не провезешь на такси, а локация в центре Москвы делает меня довольно мобильным: большинство встреч и коммуникаций с заказчиками проходит именно здесь. Но это – мой путь. Художнику, у которого есть большая семья, дети, скорее всего, не удастся совместить жилье с мастерской, нужно закладывать на аренду.

Мой прошлый опыт позволяет экономить на многом: сайты, рассылки галереям – все это делаю сам. Никуда не деться от затрат на материалы. На три месяца работы (это три картины) уходит около 50 тысяч рублей. Или примерно 200 тысяч рублей в год. Самое дорогостоящее – поездки за границу с выставками. Когда картину покупают за рубежом – отправляю ее за счет покупателя. Но когда еду на выставку – перевожу картины сам. Например, на выставку во Франции я провез 5 картин как негабаритный груз, на это ушло почти 40 тысяч рублей. Мое мнение: художник не должен платить за это. Надо всяческими путями перекладывать расходы на организаторов или хотя бы отбивать через продажи, закладывать определенные суммы в себестоимость полотен.

Отдельно я выработал такую стратегию развития как фотосессии по темам своих картин. Обнаженные девушки, которые повторяют сюжет картины. Это хороший контент для сайта, для соцсетей. Девушка словно дополняет сюжет полотна, и это уже стало моей визитной карточкой. Одна фотосессия обходится минимум в 30 тысяч руб. По сути, это – вклад в контент и в рекламу.

---

ВРЕМЯ, КОГДА ХУДОЖНИК СИДЕЛ ДОМА И ТВОРИЛ – ПРОШЛО. НАДО ПОСТОЯННО СТУЧАТЬСЯ, БИТЬСЯ В НОВЫЕ ДВЕРИ, ЗАЯВЛЯТЬ О СЕБЕ – ЗА ВАС ЭТОГО НИКТО НЕ СДЕЛАЕТ

---

Недавно у меня возникла идея сделать проект по принципу календаря Пирелли совместно с каким-либо брендом (например, с Bentley). Это будет качественная фотосессия себестоимостью около 400 тысяч рублей: с десяток больших фотографий, большие полотна, стекло. Что от этого получит инвестор? Выставку можно назвать Bentley-Art или как-то еще, если это будет другая компания. Кроме того, в галерее появится упоминание бренда, у заказчика останутся фото на календари, на рекламу. Мне это даст продвижение. Сегодня многие фотографы и модели пишут мне, что готовы работать бесплатно. Буквально пару лет назад об этом можно было только мечтать – за все фотосъемки приходилось платить.

– Как получилось выйти на международный рынок?

– Первая выставка за рубежом была в Париже, в одном из корпусов Лувра. Там выставлялись художники из 40 стран, 10 человек – из России. Изначально ничего не купили, но в каталоге с перечнем стран разместили по одной картине на каждую. В качестве иллюстрации для России поставили именно мою работу, было приятно. Это картина в скором времени ушла, ее купил выходец из России, ныне проживающий в США. Позднее он попросил меня написать картину лично для него – на заказ.

Полгода назад я получил второй паспорт, стал гражданином Израиля. Это было сделано больше для творчества, потому что сейчас наши художники не признаются за рубежом, на них не смотрят – скорее всего, это происходит не из-за политики, а из-за каких-то экономических реалий, санкций. Как я уже отметил, арт-дилеров в России, по сути, нет. Есть множество галерей, но не все они профессиональны. За границей арт-менеджмент развивается уже лет 25. Недавно подал заявку на включение в Союз художников Израиля.

– Картины на заказ – отдельный пласт в вашем творчестве. Это, скорее, техническая работа? Без вдохновения?

– Я бы поспорил. Вдохновение никуда не уходит. Если посмотреть на классиков – таких как да Винчи или Боттичелли – они всегда писали на заказ. Чаще всего клиент делает предоплату, а потом покупает картину. Иногда – через полгода или даже год, но он все равно приходит. Заказчик рассказывает о себе, дает какие-то темы, а я эту историю развиваю в своем ключе. Иногда так заплетаю – людям нравится слушать, разгадывать «ребус» полотна. Я всегда уверен: если эту картину не купит заказчик, она все равно найдет своего покупателя. Работы на заказ никогда не противоречат моему стилю, моей философии. Просто кто-то один знает, что это сделано под него.

Однажды произошла мистическая история. Моим творчеством заинтересовался предприниматель из Петербурга. Он приехал в Москву, чтобы купить несколько картин, каждая из которых на тот момент стоила 150 – 200 тысяч рублей. Я работал в булгаковском доме, где находится та самая «нехорошая» квартира. На аватарке в соцсети мужчина был в полушубке, а при встрече, я не шучу, оказался очень похож на кота Бегемота. Он сказал: «Роман, через несколько лет я планирую открыть современную галерею в Санкт-Петербурге и сейчас приобретаю работы художников, по которым вижу, что цена их вырастет в несколько раз. Я хочу, чтобы вы написали специальную серию картин – 7 грехов». Я сразу же отказался, аргументировав тем, что я – атеист и совершенно не религиозный человек. Это все, до мурашек, напоминало известную сцену из «Мастера и Маргариты».* Заказчик ушел, но уже через полчаса я понял, что готов заключить договор.

#GGAL1# Бизнесмен вскоре пропал, написав, что его финансовая ситуация изменилась, но я нисколько не пожалел о начатой работе. Серия картин на одну тему – это всегда классно. «Семь грехов» – срез современного общества. Там не найти ни венков, ни Иисуса, ни младенцев – ничего религиозного. Тем не менее, через 100 лет по этой серии смогут судить о нашем времени, о поколении. Например, «Зависть». Я очень долго думал, что написать. Решил использовать русалку, рядом – женские ноги в лабутенах. Русалка никогда не наденет модные лабутены, у нее никогда не будет длинных красивых ног. Но есть и вторая тема: таких красавиц в лабутенах – тысячи и миллионы, а русалка одна в пучинах морских, ее желают все моряки, она – единственная в своем роде. Кто кому завидует? Еще неизвестно.

В журналистике денег нет 

В детстве был графоманом, даже «ботаником». В 14 лет отправил заметку в какую-то деревенскую газету, ее опубликовали. Печатался в журнале «Ровесник». В журналистику я попал случайно. На мероприятии в Екатеринбурге познакомился с выпускающим редактором газеты «Вечерние ведомости», она пригласила на стажировку. Именно там я научился искать темы, много писать. Сейчас люди ищут всю информацию в интернете, а тогда ты садился за телефон в 9 утра и шел по контактам всех своих ньюсмейкеров: «Привет! Как дела? Что у тебя происходит?». Это очень хорошо развивает коммуникативные навыки.

---

Я – ПРОКРАСТИНАТОР. ЭТО БОЛЬ ВСЕХ ТВОРЧЕСКИХ ЛЮДЕЙ

---

На момент поступления в вуз я являлся штатным сотрудником редакции. Ко второму курсу стал и.о. редактора, занимался разделом «Культура». Позднее работал выпускающим редактором приложения «Стиль» газеты «КоммерсантЪ», арт-директором журнала «Шагай». Разумеется, было не до учебы. Я учился на химико-технолога, но четко понимал: карьеру химико-технолога мне не сделать. Институт в итоге бросил.

Пытался поступить на факультет журналистики – не взяли. Тогда мой начальник, главный редактор газеты «Ведомости» Антон Стуликов, сказал: «Ну и молодец, что не поступил. Если бы поступил – я бы тебя уволил». Соответственно, моей «школой» стала ежедневная газета. 

Я – прокрастинатор. Это боль всех творческих людей. Люблю работать, но это бывает переменно. Иногда мне нужно обнулиться: в такой момент я выполняю мелкую моторику, отвечаю на базовые письма и не участвую ни в чем больше. Но зато потом могу завалить всех письмами, идеями, задачами. Такими вот волнами. Конечно, это связано с творческой составляющей. 

В 2001 году стартовал мой первый PR-проект. Тогда я работал пресс-секретарем общегородского конкурса красоты «Мисс Екатеринбург», которым занимался 4 месяца. После этого вполне успешного проекта стали сыпаться заказы на сопровождение по пиару. И если за «Мисс Екатеринбург» заплатили какие-то копейки, то последующие проекты были коммерчески оправданными. Так я постепенно начал уходить из журналистики – занялся пиаром, рекламой, ивентами, а затем и маркетингом.

В журналистике денег не было. И там их нет до сих пор в большинстве городов страны. 

В Питер пригласил Тиньков 

В 19 лет я получал уже достаточно для того, чтобы задуматься: «Где заработать больше?». Паблик рилейшнз, реклама, маркетинг – все это меня увлекло. Это и творчество, и аналитика, и системная работа с прогнозом. Я люблю общаться с людьми, а PR – именно про общение. Поэтому я с радостью туда перешел. 

---

РАБОТА ЖУРНАЛИСТОМ И ГЛАВНЫМ РЕДАКТОРОМ – ХОРОШИЙ СПОСОБ ПОЗНАКОМИТЬСЯ С НУЖНЫМИ ЛЮДЬМИ

---

В Санкт-Петербург переехал в 2004 году по приглашению Олега Тинькова. Я принимал участие в открытии ресторана «Тинькофф» в Екатеринбурге, проработал там полгода и меня пригласили в Питер, где я начал карьеру в качестве арт-директора местного ресторана. Быстро дорос до руководителя отдела рекламы всей сети.

В 2005 году – стал главным редактором сайта «Геометрия.ру». Я написал четыре колонки про неделю моды, отправил их основателю «Геометрии» Саше Гео, который под эти материалы выделил новый раздел «Статьи» – он навел обо мне справки и сделал предложение о работе. Это был не фулл-тайм, а скорее хобби. Работа журналистом и главным редактором – хороший способ познакомиться с нужными людьми. Я был новым человеком в Петербурге и, конечно, воспользовался этим инструментом.

В 2010-м перешел на позицию директора по маркетингу и коммерческого директора «Геометрии». Тогда они получили раунд инвестиций и смогли позволить себе взять меня на полную ставку. 

Я считаю, что человек должен дорасти до своего бизнеса, эволюционировать. Идея может прийти когда угодно, но от идеи до ее воплощения – целая пропасть. Сейчас 30-40% молодежи мечтает о своем деле. Но вопрос в том, как в это окунуться и с чего начать, как совершить ошибку и снова попробовать? Для русского человека ошибки – это трагедия. Мы их скрываем, мы их боимся, но на самом деле ошибки – это прекрасно. Нужно учиться из всего извлекать свои плюсы.

У меня всегда были мысли по поводу своего дела, но мне везло с работой. Если бы Тиньков не продал свой бизнес – я бы и дальше там работал. В «Геометрии» все тоже было прекрасно, но мы с владельцем по-разному видели развитие и полюбовно расстались.

---

Я СЧИТАЮ, ЧТО ЧЕЛОВЕК ДОЛЖЕН ДОРАСТИ ДО СВОЕГО БИЗНЕСА, ЭВОЛЮЦИОНИРОВАТЬ

---

Тогда я устроился на «работу мечты» – директором по маркетингу в туристическую компанию. Бизнес с многомиллиардными оборотами, в котором у меня были шикарные условия, я развивал целый пул направлений. Однако грянул 2014 год, туристический проект накрылся.

Отдохнув и придя в себя за четыре месяца, я начал искать новую работу. Это был период начала экономического кризиса и весь маркетинг попросту сокращали, вакансий не было. А то, что предлагалось – меня не интересовало. 

Почему бы не носки?

Так уж получилось, что я всегда выбираю только тот бизнес, который мне интересен. Иначе смысла в этом не вижу. Были какие-то рестораны, какие-то аптеки –  скучно. Конечно, я мог бы там чем-то заниматься, кого-то консультировать, но ощущения, что это МОЕ – не было. Поэтому стал прорабатывать разные идеи для своего бизнеса. Поначалу их было больше 10 – от онлайн- и IT-проектов до образовательных стартапов. В итоге одним пятничным утром я надевал носки и подумал: «А почему не носки?». #GGAL2# Тут надо учитывать, что я всю жизнь работал на стыке творчества и бизнеса. Ресторанный бизнес, как и медиа – это и творчество, и предпринимательство. Туризм – тоже направление, в котором есть где развернуться с точки зрения мысли креативной. И вот тут мне приходит идея – носки. Я тут же сел за компьютер и стал изучать: как их изготавливают, на каком оборудовании, какова цена входа, какие возможности, какие бренды – что они делают, как развиваются, существуют ли эта ниша.

Я назвал свою идею «Дизайнерские носки». Я понял, что это интересно, в России такой ниши нет. Она на тот момент существовала благодаря условно пяти игрокам, которые продавали на уровне погрешности в рамках всего носочного рынка страны. Я подумал, что это такой голубой океан, в который можно попробовать окунуться.

---

ТАК УЖ ПОЛУЧИЛОСЬ, ЧТО Я ВСЕГДА ВЫБИРАЮ ТОЛЬКО ТОТ БИЗНЕС, КОТОРЫЙ МНЕ ИНТЕРЕСЕН. ИНАЧЕ СМЫСЛА В ЭТОМ НЕ ВИЖУ 

---

Начал ездить по фабрикам, проводил фокус-группы. Мне было важно понять, какова перспектива у этой ниши дизайнерских носков – останется ли она в сегменте «ультрамодников» или все-таки способна выйти за эти пределы, став повсеместно популярной. Несколько фокус-групп, проведенных в Москве и Санкт-Петербурге, показали: да, ниша дизайнерских носков при правильном маркетинге способна сформироваться в России.

Я стал искать предприятия, производства, придумывать первый дизайн. Подвернулось объявление о продаже фабрики в Ленинградской области, которая делала простой черный носок по ГОСТу «премиальный» (выше 100 руб.). Я понял, что это оборудование может больше: поменять плотность вязки, поменять сырье, принцип работы машин, их можно научить вязать сложные рисунки. Привлек инвестора, и мы купили эту фабрику. Так вот все «простенько» началось.

На самоокупаемость вышли через год

Полгода я искал идею. С момента возникновения идеи до момента покупки фабрики прошло пять месяцев. Первые два месяца я занимался фокус-группами, исследованиями – подготовительным маркетингом. Писал платформу: на что можно опираться, как дистанцироваться не только от российских конкурентов, но и от зарубежных. В это же время мы занимались предпродажной подготовкой фабрики. Это такой классический российский бизнес с ведением прозрачной бухгалтерии, мы сделали все необходимое. Потом три месяца занимались модернизацией оборудования. Удалось модернизировать только часть машин, поскольку их не просто «научить» вязать сложные многоцветные рисунки. Мы модернизировали четыре станка из 14. Остальные 10 еще полгода входили в нужный для нас режим. Оборудование и фабрика – все стоило 10 миллионов рублей.

---

ДЛЯ РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА ОШИБКИ – ЭТО ТРАГЕДИЯ. МЫ ИХ СКРЫВАЕМ, МЫ ИХ БОИМСЯ, НО НА САМОМ ДЕЛЕ ОШИБКИ – ЭТО ПРЕКРАСНО

---

Поставщиками выступают российские дистрибьюторы, которые по нашим заказам привозят сырье из Турции и Узбекистана. Бывают мелочи из Китая, но немного. В России, к сожалению, пряжу делать пока не научились. 

В 2015 году выручки не было. Стартовую коллекцию мы выкатили лишь в декабре. Первые продажи – это интернет-магазин, небольшие оптовые клиенты. Нам повезло: на фабрике остался складской запас простых черных носков и контракты с PRISMA и KESKO. Мы сразу же подали на разрыв этих контрактов, но поскольку речь о крупных финских сетях, процедура обычно занимает от шести до девяти месяцев. Поэтому поток денежных средств нам был обеспечен с первого дня.

#FOTO1#

На полную самоокупаемость вышли осенью 2016 года – когда пережили первое лето (не сезон) и запустили наш первый пиар-проект. О нас написали почти все модные СМИ, и оптовые продажи выстрелили – причем так, что мы смогли позволить себе обходиться без каких-либо дополнительных инвестиций. 

Летом 2017-го мы чувствовали себя очень плохо. Тогда провели инвентаризацию у своих партнеров и поняли: нас обманывают. Разорвали все контракты на реализацию, сделав исключение для двух сетей, которые работают стабильно и у которых все хорошо – это «Буквоед» и «Юность». Все остальные мы вывели с реализации и с тех пор так никогда не работаем.

На тот момент у нас образовался кассовый разрыв, но его удалось спокойно закрыть в сентябре. Тогда мы чувствовали себя некомфортно, однако это было нормально. Мы ожидали средства от магазинов, а их не было. Некоторые торговые точки так и не заплатили. Например, «Подиум маркет», который накрылся с долгом в сотни тысяч рублей и кинул всех российских поставщиков на несколько миллиардов.

Была еще одна сеть – «Экспедиция», которая сейчас активно пиарится. Взяли товар на одно юрлицо, закрыли его и… все. Не заплатили. Мы выиграли суд, но сделать ничего нельзя, потому что юрлицо не осуществляет какую-либо деятельность, движений по расчетному счету нет. Больше мы в такие игры не играем. 

До распродаж не доводим 

По итогам 2017 года выручка составила порядка 20 миллионов рублей и продолжает расти. Все деньги мы вкладываем в развитие. Вводим детский ассортимент, увеличили склад в четыре раза, закупаем новые ткани. Запустили нижнее белье, домашние футболки, шорты, плавки... Тем не менее, в первую очередь мы сосредоточены на развитии носочного ассортимента. Ведь мы – именно носочный бренд и уходить полностью в аксессуарный не готовы. Носки – это то, что у нас получается лучше всего. Мы будем это направление развивать, создавать новые коллекции, повышать градус «крутости». Возможно, купим новое оборудование. Развитие каких-то не носочных групп – скорее, диверсификация в низкие сезоны, к тому же у нас достаточно вдохновения и креатива. Сделали ограниченную серию зонтиков на этой неделе – продали их за два дня. Это – лимитированные коллекции. Какие-то элементы, а-ля футболки и нижнее белье, мы введем в постоянку. А вот различные свитшоты и худи продолжим гнать такими «вбросами». Сделали по 10 штук 5 видов – все. Это эксклюзивные вещи по конкурентоспособной цене. 

Я не хочу, чтобы мы доходили до распродаж. Вообще. В принципе. У нас свое производство – оно ручное, небольшое, мы можем подвязывать все достаточно оперативно. Поэтому управляем ассортиментом, до сейлов не доводим. С одеждой мы хотим поступить так же. Так было и с мужскими рюкзаками, которые мы распродали за сутки – по 10 штук каждого вида.

Обычно проблемы две: дизайнеры и менеджеры продаж 

Продолжаем поиски новых видов подходящей нам пряжи, расширяем штат. В маркетинге будет работать 5–7 человек. Сейчас на производстве 12–15 сотрудников. У нас постоянно меняются продавцы. Заниматься продажами стало гораздо легче с появлением входящих запросов. Продажников мало не бывает. Это головная боль всегда и везде, где бы я ни создавал отделы продаж. Проблемы обычно две – дизайнеры (нам с ними повезло, работаем почти с момента основания) и продавцы. Люди боятся идти в продажи. Бывает так, что ты видишь: у человека талант. Говоришь: «Пойдем в продажи?». Он отказывается. Тогда ты просто меняешь название должности: сотрудник выполняет функцию продавца, но не называется менеджером по продажам. Это в российском менталитете, мне кажется. Люди боятся делать холодные звонки. Между тем, презентация продукта, который ты любишь и знаешь – это не продажи, это – предложение.

Если вы хотите стать хорошим пиарщиком и эффективным специалистом, учитесь налаживать коммуникативные навыки. Когда вы своего мужа или жену уговариваете завести котенка – тоже занимаетесь продажами. Или на рынке, торгуясь за пучок зелени – вы каждый день занимаетесь продажами. Все специалисты, которые успешны в карьере – продавцы. 

Экспорт – больная тема 

Конечно, хотелось бы работать не только на внутренний рынок. Мы конкурентоспособны, и речь здесь не только о качестве – речь о креативе, о маркетинге. В прошлом году я ездил в Америку (конечно, с носками и каталогами), общался с байерами. В отличии от России, там все это дело гораздо проще: ты подходишь к любому байеру, разговариваешь, и он честно говорит все, что он о тебе думает.

Все усложняется тем, что малым оптом за границу из России заниматься невозможно – по крайней мере, официально. Чтобы вывести мелкий и средний опт из нашей страны, нужно добавить к его стоимости затраты на логистику, вследствие чего цена становится абсолютно неконкурентоспособной на мировом рынке. Единственный вариант – возить в чемодане. Он нам не подходит, потому что мы хотим быть белой и «пушистой» компанией, не нарушать закон.

Выйти сразу же на большой опт фактически нереально. Можно отдать продукт по сырьевой себестоимости, но этот способ плохо работает. Это уже какая-то благотворительность, а не бизнес. Есть еще вариант открыть представительство в какой-нибудь условной Эстонии, оборудовать склад и заниматься доставкой оттуда. Завезти туда много товара, открыть интернет-магазин и мелкий опт, но потребуются дополнительные людские ресурсы и инвестиции, которых пока у нас нет. Если я этим займусь, то забуду о российском рынке. 

Открывать ли свой бизнес? 

Меня часто спрашивают – что нужно делать, чтобы открыть свой бизнес? Стоит ли? Что вы посоветуете молодым предпринимателям? Я всегда говорю: нет, не стоит. Тысячу раз подумайте. С другой стороны – кто, если не мы? Бизнес – это всегда стресс. Вы можете сформировать команду, но насколько это реально в самом начале, особенно если это ваш первый бизнес? Вы должны быть и бухгалтером, и трудовиком, и юристом. Дело даже не в финансовых рисках, а в азарте: азартом предприниматель тоже должен обладать, потому что нет ни одного бизнеса, который дает 100-процентную гарантию.

---

ХОТИТЕ ОТКРЫТЬ РЕСТОРАН – ПРОЙДИТЕ КАРЬЕРНУЮ ЛЕСТНИЦУ ОТ БАСБОЯ ДО УПРАВЛЯЮЩЕГО ИЛИ ХОТЯ БЫ МЕТРДОТЕЛЯ

---

Многие мечтают, что они сейчас откроют свое дело, сядут в кабинете и будут всем командовать. Так не бывает. Все время что-то происходит, нужно принимать срочные решения. Когда вы наемный сотрудник, то о многом не думаете. Например, о том, откуда брать зарплату два раза в месяц всему коллективу. Если вы не хотите выходить из зоны комфорта, лучше оставаться наемным сотрудником. Хотите – делайте, но будьте готовы к тому, что вам нужно знать ВСЕ.

Поработайте на кого-то, наберитесь опыта. Хотите открыть ресторан – пройдите карьерную лестницу от басбоя до управляющего или хотя бы метрдотеля. Одолейте этот путь за год-два. Если вы не способны проделать его за год, может быть, вам не стоит открывать ресторан? 

О конкуренции

В каждом втором магазине – носки. Огромное количество – из Китая. Это на самом деле неплохо, потому что они делают главное – приучают аудиторию к ношению таких носков. Человек купит некачественную синтетику, заработает грибок и… пойдет искать носки нормального качества. Меня спрашивают: «Не боишься конкуренции?». Нет, не боюсь. Потому что хорошие китайские хлопковые носки не могут стоить дешево. Они не будут стоить 50 или 100 рублей – это невозможно с точки зрения экономики. В Китае есть хорошие носки, которые стоят 10-15 долларов, но только в самом Китае. До России они не доезжают. Приезжает «чиповая» некачественная продукция, подделки. Люди поначалу покупают – весело же. А потом начинают искать альтернативу. 

Розница – отдельный вид бизнеса

Я знаю, что в Москве есть несколько брендов, которые открывают носочные корнеры- островки. Мы не поместимся в такое пространство – только в постоянном ассортименте у нас 500 моделей. Весной это количество уменьшается, к сезону – вырастает. Нам нужен мини-магазин. А это – высокая аренда и дополнительные человеческие ресурсы. #GGAL3#

Недавно «Гостиный двор» (Санкт-Петербург) предложил нам льготные условия, у них есть специальная программа поддержки локальных производителей. Мы приняли решение согласиться и в скором времени откроем свой небольшой магазин. Для нас это, прежде всего, не столько магазин, сколько шоу-рум и возможность порадовать клиентов новыми опциями. Например, экспресс-доставкой, бесплатным самовывозом, возможностью примерки – всем тем, чего при заказах в интернет-магазинах клиент, как правило, лишен. Открытие состоится в конце ноября. Возможно, в дальнейшем мы выйдем на рынок с предложением торговой франшизы.

– Почему обязательно стоит посмотреть юбилейное шоу «Нас миллионы»?

– Мне понравилось ваше слово «обязательно». Во-первых, театру танца «Европа» двадцать лет. Это тюменский коллектив, единственный в городе, который собирает аншлаги, говорю это, не льстя себе и своим танцорам. Мало того, что у нас полные залы, это происходит не один день, а целую неделю. Последнее, что мы сыграли – спектакль «Парфюмер». Он был показан три раза по неделе, всего где-то 43 раза и с полными аншлагами. К нам продолжают поступать звонки с просьбами от зрителей, так что мы покажем его еще раз в январе.

Во-вторых, в большинстве своем мои ребята не профессиональные танцоры. У них разные профессии: банкиры, геологи, повара. Их всех объединяет «Европа». Это совсем другой мир. В-третьих, все, что происходит на сцене, безумно искренне. Это настоящее. И для меня, и для коллектива, в общем и неважно, сколько людей придет, мы в любом случае будем работать и выкладываться на сто процентов. Я уже не говорю о том, сколько ребят (я в данном случае не про основной состав) стремятся к театру «Европа», в наш безумный мир…

---

МЫ МЕЧТАЕМ ПОЕХАТЬ СО СПЕКТАКЛЕМ «ПАРФЮМЕР» В ПАРИЖ

---

– Тюменский зритель вас бесконечно любит, но не тесно ли вам в Тюмени?

– Тесно и уже давно. Поэтому мы каждый год пытаемся куда-то вырваться. Но проблема всегда в одном – нас очень много и это очень дорого. Мы мечтаем поехать со спектаклем «Парфюмер» в Париж.

– Есть растиражированные коммерческие проекты, например, «Тодес». Такая модель могла бы быть применима для «Европы»?

– Скорее нет. Я с большим уважением отношусь к «Тодесу» и Алле Духовой. Там другая структура. Проект получил развитие во многих городах, вероятно, это дало возможность Алле построить свой театр в Москве. Это круто! Я бы тоже хотел иметь свой театр, который работал бы и показывал спектакли каждый день.

– Каким вы видите будущее театра танца «Европа»? Какой вектор задаете?

– Моя мечта, чтобы «Европа» выступила в Европе. Я буду делать все для реализации этой цели. Хочу поставить спектакли по известным романам, которые не были показаны в хореографии, а если и были, то их не мог увидеть зритель, не имеющий возможности выезжать из Тюмени. На 25-летие «Европы» уже точно знаю, что поставлю «Мастера и Маргариту». Это очень сложный проект, к которому нужно серьезно готовиться.

– Кто повлиял на ваше становление, на выбор танца как дела всей жизни?

– Эдуард Григорьевич Соболь, настоящий мастер, который в этом году, к большому сожалению, от нас ушел. Он сделал для меня все. Я поступал на актерское отделение к Алексею Ивановичу Ларичеву. Так получилось, что с первого курса Эдуард Григорьевич, хореография и пластика потащили меня в свое русло. Я занимался параллельно и актерской профессией, и танцевальным искусством. Соболь научил меня всему: режиссуре хореографии, ее разбору, постановкам. Большую часть я взял от него, а все остальное в актерской профессии мне дал Алексей Иванович Ларичев.

---

В БОЛЬШИНСТВЕ СВОЕМ МОИ РЕБЯТА НЕ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ ТАНЦОРЫ. У НИХ РАЗНЫЕ ПРОФЕССИИ: БАНКИРЫ, ГЕОЛОГИ, ПОВАРА

---

– Почему вы сейчас практически не танцуете?

– Мне всегда больше нравился процесс, нежели результат. Результат я знаю: мы выйдем на поклон, будут аплодисменты, цветы, разные отзывы. Но сам процесс, то, что происходит во время репетиций, когда шьются костюмы и придумывается музыка, меня затрагивает больше. Но, может быть, я когда-нибудь станцую в «Мастере и Маргарите»…

– Если от процесса получаете удовольствие, то что тогда дается с трудом?

– С трудом удается найти подход к главному герою. Если вспомнить спектакль «Парфюмер», то главного героя, которого исполнил Саша Фуртаев, я ждал пять лет. У меня не было подходящего актера. Когда я уже точно понимал, что хочу поставить «Парфюмера», то сначала попробовал с Александром, а уже потом мы начали работать. И он попал в точку! Та же самая история со спектаклем «Иная» и Настей Золотухиной. Мне нужна была лысая главная героиня. Помню, вызвал к себе потенциальных исполнительниц и сказал, что в следующем году буду делать спектакль, дал им пять дней на то, чтобы принять решение. Какое-то мое шестое чувство подсказывало, что это должна быть Настя. Через пять дней только она и выразила готовность.

#GGAL2#

– В создании спектакля что для вас первично – музыка или сюжет?

– И то, и другое. Все очень связано – и сюжет, и музыка, и декорации, и костюмы, и потом только хореография. Когда начинается новый проект, я сначала встречаюсь с композитором, художником и хореографом. Даю установку. Потом через месяц собираю их по одному, получаю обратную связь. Все складывается поступательно.

– В своем театре вы идеолог и художественный руководитель. А кто отвечает за финансы?

– Первые четыре года у меня болела об этом голова. Потом я встретил замечательного человека, Сергея Осинцева, ему безумно понравились наши спектакли, и он сказал: «Я хочу быть твоим коммерческим директором!» И, конечно, Сергей давно уже не наш коммерческий директор, пришли другие, но с того дня я занимаюсь исключительно творчеством, тем, что мне нравится.

– Где вы сегодня проводите больше времени?

– Моя семья живет во Франции, я живу на две страны. Там отдыхаю и питаюсь.

– Устрицами?

– И устрицами тоже. Но больше – творчеством. Там каждую минуту происходит что-то новое. Когда возвращаюсь в Тюмень, у меня депрессия недели на две. Я понимаю, что Тюмень – бутылка, и не просто бутылка, а закрытая бутылка. Но потом начинаю работать, и все встает на свои места. Многие идеи, которые я вижу там, переношу в свою работу здесь.

– Кто из хореографов и танцоров вас вдохновляет?

– Морис Бежар. Когда он умер, в память о нем мы поставили спектакль «Человек дождя». Работы разных хореографов мне нравятся, но Бежар на первом месте.

– Есть мнение, что современный танец может все? Так ли это?

– Думаю, что да.

---

Я ПОНИМАЮ, ЧТО ТЮМЕНЬ – БУТЫЛКА, И НЕ ПРОСТО БУТЫЛКА, А ЗАКРЫТАЯ БУТЫЛКА

---

– Ваш лучший проект?

– Последний – «Нас миллионы». Я вообще люблю все свои проекты.

– Чем для вас измеряется успех?

– Безумной энергетикой и улыбками моих ребят из театра «Европа». Для меня это все! Успех не измеряется тем, встал или не встал зал, аплодируют и несут цветы или нет. Когда мои ребята безумно уставшие, счастливые после спектакля и готовы работать дальше – это для меня успех.

#GGAL1#

– Как вы относитесь к танцевальным телепроектам?

– Хорошо. Я смотрю «Танцы» на ТНТ, правда, не всегда есть на это время. Прекрасно понимаю, что это такое, знаю эту кухню.

– На что вам жаль тратить время?

– Иногда, когда я прихожу в класс и ребята не готовы к репетиции в силу разных причин – осень, плохое настроение. Иногда, когда прихожу на фильм или спектакль и через 15 минут понимаю, что зря потратил время и деньги. Жаль тратить время на то, от чего получаешь разочарование.

---

МОЖЕТ БЫТЬ, Я КОГДА-НИБУДЬ СТАНЦУЮ В «МАСТЕРЕ И МАРГАРИТЕ»

---

– В Тюмени вы, бесспорно, звезда, сами это чувствуете?

– Я проснулся звездой, когда Александр Горбань поставил со мной в главной роли спектакль «Ревизор» в Тюменском драматическом театре. Я играл его 10 лет при полном аншлаге, и зал всегда стоял в финале. Я получил много наград и званий за эту роль.

А потом сам решил растить звезд в «Европе». Для меня мои ребята – самые красивые, самые стильные, самые-самые. Мне безумно нравится, когда ко мне приходит человек с улицы и через какое-то время становится звездой. Практически все, кто исполнял у меня главные роли, были без специального хореографического образования. Например, Андрей Зубов, который сыграл в спектакле «Кома», – хоккеист. Когда я выхожу на сцену с главным героем на поклон и зал стоит, у меня мурашки по коже, ради этого стоило двадцать лет назад создать «Европу».

– В какой момент жизни вы испытывали самые сильные эмоции?

– Рождение моей дочери Миланы, эти эмоции никогда не забыть.

– Милана будет танцевать?

– Она танцует, рисует, знает три языка – русский, французский, итальянский и занимается фигурным катанием.

– «День знаний» для предпринимателей прошел в Тюмени уже в шестой раз. В чем практическая польза такого мероприятия?

– Шесть лет назад, когда мы только начинали, на форуме присутствовали всего 80 человек. Но после была мощная обратная связь. Три фактора сделали это мероприятие успешным: первый – это получение предпринимателями новых знаний, второй – обмен опытом, третий – диалог с властью.

Форум в этом году собрал уже 1500 человек. Пожалуй, его главная составляющая – площадка «Власть и бизнес». Не формальный, а конструктивный диалог, где бизнес может получить от власти обратную связь и ответы на все интересующие вопросы, подобного нет ни в одном регионе. Некоторые секции на самые востребованные темы у нас повторяются из года в год, например, налоговая безопасность. Как ни странно, всегда популярна тема «Женское предпринимательство». А некоторые секции продиктованы временем, такие как «Масштабирование бизнеса», «Инвестиции в интернет», «Будущее наступает сегодня».

Наш форум ценен еще и тем, что среди спикеров, как федерального масштаба, так и тюменских, только практики. Темы секций мы планируем по запросу предпринимателей. Подготовка мероприятия требует больших эмоциональных и временных затрат, я каждый раз думаю, что провожу его в последний раз, но в финале чувствую колоссальный подъем и желание сделать следующий «День знаний» еще более интересным и полезным. Уверена, наш форум внес большой вклад в развитие инвестиционной привлекательности региона.

– Может ли тюменский «День знаний» для предпринимателей претендовать на федеральный уровень?

– Мы, признаюсь, уже считаем его федеральным. Присутствие на форуме депутатов Государственной думы РФ, членов Генсовета «Деловой России», федеральных спикеров, их настойчивые просьбы масштабировать наш форум о многом говорит. А в прошлом году, например, обсуждаемые на форуме вопросы легли в повестку заседания Государственного совета при президенте РФ. 

#GGAL1#

– В сентябре вас уже на второй срок назначили уполномоченным по защите прав предпринимателей. А пять лет назад как и кем принималось решение о вашем назначении?

– Президент страны поручил Борису Юрьевичу Титову создать и возглавить институт омбудсменства в России, в то время он был председателем «Деловой России», соответственно, опирался на тех людей, кого знал и с кем бы хотел продолжить работу. Как все в моей жизни это тоже было с нуля.

– Как вообще выбирается человек на эту должность?

– Алгоритм простой. Четыре основных общественных организации: РСПП, Торгово-промышленная палата, «Деловая Россия» и «Опора России» предлагают свои кандидатуры. Затем их согласовывают губернатор и уполномоченный по защите прав предпринимателей при президенте России Борис Титов. После процедуры согласования губернатор подписывает приказ о назначении.

– А кроме вас другие кандидатуры были?

– Пять лет назад – да. А в этот раз получилось так, что все общественные организации выдвинули и поддержали только мою кандидатуру. Знаю, что в других регионах идет борьба за этот пост, но у нас как-то все спокойно.

– Были ли сомнения? Ведь это крутой вираж – из бизнесменов в чиновники?

– Все получилось логично. Я больше двадцати лет занималась бизнесом, и все проблемы, с которыми сталкиваются предприниматели, мне известны, кроме этого, восемь лет плотно работаю с бизнесменами в «Деловой России». И уже в чем-то другом себя и не вижу. Конечно, перейти во власть было труднее. В управлении компанией все зависит только от тебя, приняв решение, ты его доводишь до ума и можешь влиять на процесс. На новой должности мой мозг разрывался, и дискомфорт преследовал долго. Но в какой-то момент я поняла, что приношу пользу и от меня есть толк. А вначале чувствовала себя настоящим Бэтменом в стремлении помочь всем и каждому. Но законы есть законы. Приходит предприниматель ко мне на прием, проблема его понятна, и кажется, что решу ее в два счета. А по закону, оказывается, я ее решить не могу, потому что упирается она в федеральный закон. На региональном уровне проще, местная власть меня всегда слышала и шла навстречу. А вот на федеральном вносить законодательные изменения невероятно сложно. работать надо не только с жалобами, но и на предупреждение. Что это значит? Появилось какое-то нововведение в законодательстве, мы сразу проводим обучающие семинары для предпринимателей. Малый и средний бизнес не успевает своевременно реагировать на изменения, поэтому я и моя команда стремимся превентивно решить проблему – до того, как с ней столкнется предприниматель.

---

НА РЕГИОНАЛЬНОМ УРОВНЕ ПРОЩЕ, МЕСТНАЯ ВЛАСТЬ МЕНЯ ВСЕГДА СЛЫШАЛА И ШЛА НАВСТРЕЧУ

---

– Насколько ваши ожидания совпали с реалиями? Ведь это не только представительство в Москве, но и работа с предпринимателями 26 муниципальных образований юга области?

– Я даже не представляла, насколько большая Тюменская область. В первый год постаралась объехать максимальное количество мест, 1200 км за день – не предел. Что касается ожиданий, то их не было, существовали задачи, которые требовалось решать, бралась и делала. Сейчас, по прошествии времени, понимаю, что делала все правильно.

– С кем выстраивать диалог было сложнее всего?

– Самая главная трудность изначально заключалась в том, что с одной стороны предприниматели не понимали, что за птица такая «омбудсмен», а другие – не верили, что я могу чем-то помочь. Одни приходили приходили с разными просьбами, например, помочь взять кредит или за господдержкой. Сейчас эта трудность осталась позади

– Были и есть те, кто негативно воспринимает вас на этом посту, дескать «омбудсмен Невидайло никакой». Почему так происходит?

– Возможно, потому, что законы пишут одни, а работают по ним другие. Сегодня государство идет по пути контроля денежных потоков во всем – это и ККТ (контрольно-кассовая техника), ЕГАИС алкоголь, электронная сертификация «Меркурий», чипирование шуб, ЕГАИС лес. Что касается последнего, закон приняли, систему выпустили, но она не интегрирована с другими программами, даже с 1С. И предприниматель, который легально ведет свой бизнес, не может избежать штрафов. В нашем регионе таких штрафов уже на 800 тыс. руб. И я бьюсь во все двери, чтобы данную проблему решить, она общероссийская. А еще, в большинстве своем, эти слова принадлежат тем, кому мы в силу объективных причин не смогли помочь. Ну не могу я отменить то или иное решение, которое уже принял суд. Никто не может этого сделать. И голос «негатива» всегда громче голоса «позитива». Это во всех сферах так.

---

СЕГОДНЯ Я НА ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЕ И ПО-ПРЕЖНЕМУ ОСТАЮСЬ САМА СОБОЙ

---

– Чья оценка вашей деятельности для вас наиболее важна?

– Конечно, предпринимателей. Для меня нет разделения на бизнес крупный и мелкий, если мне удается помочь конкретному человеку, пусть это даже ИП, я счастлива.

– Три повода для гордости: чего удалось добиться на посту омбудсмена?

– Поводов для гордости, конечно, больше, чем три. Но если нужно три, то выделю вот что: я горда тем, что мы на системной основе стали проводить обучающие семинары по нововведениям. Раньше такого не было. Это позволяет предпринимателям избежать огромного количества штрафов.

Второе – то, что у нас в области действует ЕНВД 5%, и все регионы нам в этом завидуют. В свое время я вышла на губернатора с предложением сделать этот налог минимальным и единым для всех видов деятельности.

Третье – нововведения, которые коснулись ККТ. Мы вышли на думу и сумели внести поправки к «Перечню местностей, которые применяют контрольно-кассовую технику». Нам удалось отменить обязательное использование ККТ в удаленных деревушках, там, где отсутствует интернет-покрытие.

– А что не удалось?

– Внедрить патент для самозанятых – это как сражение с ветряными мельницами. Очень важная законодательная инициатива, тщательно нами проработанная, я защищала ее в Москве. Мы предлагали для 43 видов деятельности возможность покупки патента, это особенно важно для людей, которые не работают по найму. Патент можно было бы приобрести в МФЦ за символические деньги и на короткий срок. В случае, если у предпринимателя все получилось, предполагалась его пролонгация. Все было продуманно. Государство в этом случае получало бы хоть и небольшие, но все-таки деньги. В итоге выходит закон, в котором вместо 43 видов деятельности – 3 вида деятельности (няни, уборщицы и репетиторы), и у них льготы только на 2017-18 годы, когда они не платят налоги. Закон извратили до неузнаваемости, от наших предложений не осталось ничего. Неудивительно, что за год таким образом зарегистрировались всего одна тысяча человек по всей России. А что это дает самозанятым? Легализацию бизнеса, возможность взять кредит, воспользоваться льготами, фиксируется стаж и отчисления в пенсионный фонд… Этот закон был моим серьезным разочарованием.

– Вы – человек публичный, очень активный пользователь соцсетей, чем существенно отличаетесь от других чиновников, тщательно скрывающих свою частную жизнь. Что дает эта открытость?

– Я открытый человек и всегда такой была. Знаете, однажды, еще занимаясь бизнесом, пригласила одного на тот момент очень модного и титулованного бизнес-тренера из Москвы. Он мне тогда настойчиво советовал быть более закрытой, мол, не надо говорить в интервью, что когда-то я работала официанткой, что должна быть дистанции в общении с сотрудниками и т.д. По его мнению, это портило мой имидж. Я задумалась. Потом решила, что, наверное, мне, действительно, нужно быть более закрытой… И пару месяцев себя реально ломала, пытаясь стать такой. Ощущала дискомфорт, в итоге это не пошло на пользу бизнесу. И я вернулась к себе прежней. Я сомневающийся человек, и часто меня поддерживает старший сын, в такие моменты он говорит: «Мама, ты себя уже сделала, и за тобой есть результат. Не парься!» Сегодня я на государственной службе и по-прежнему остаюсь сама собой.

– В каких ситуациях вы закрываетесь?

– Такого, пожалуй, не бывает. Кризисные ситуации делают меня сильнее.

– В бизнесе вы чаще полагались на интуицию или на скрупулезный просчет всех деталей?

– Только на интуицию. Все, что было детально просчитано, у меня не работало.

– Как вы думаете, у ресторана есть «срок годности»? Можно ли оставаться притягательным местом долгое время, ведь вкусы публики так непостоянны?

– Если верить отечественной бизнес-литературе, то каждые три года в ресторане нужно делать ребрендинг. Возможно. Но у меня получалось 10 лет успешно держать «Максим» на плаву. Новые фишки, конечно, нужны постоянно. Когда я стала изучать зарубежный опыт, поняла, что это не так. Там есть рестораны со столетней историей, и владельцы бояться даже делать ремонт, не говоря уж про ребрендинг. Или вот пример. Кофейне на ул. Семакова в этом году исполнилось 16 лет, когда спустя 10 лет мы сделали там ремонт и многое поменяли кардинально, нашлось много недовольных, у них с этим местом были связаны личные эмоции. «Посейдон» и «Чум», мне кажется, никогда не устареют.

#GGAL3#

– Нужно ли из шеф-повара делать звезду?

– Разные мнения существуют на этот счет. Я люблю себя окружать сильными и талантливыми людьми, поэтому в «Максиме» всегда работают звезды. Да, с ними нелегко, да, они когда-нибудь уходят. Но от неамбициозного человека и толку мало.

– Лучшее вложение, которое вы когда-либо делали?

– Я много души вложила в команду «Максима» и искренне горжусь ей. Найти деньги для того, чтобы открыть ресторан – не проблема. Человеческий ресурс – это главное.

– Помните, на что потратили свой первый заработанный миллион?

– На открытие очередного ресторана.

– Уверена, что в вашей жизни было много встреч с яркими и неординарными людьми. Общение с кем на вас повлияло в большей степени?

– Если вспоминать детские годы, то это моя учительница русского языка и литературы. Не могу не вспомнить Вадима Анатольевича Варнакова, свой первый ресторан я купила у него. Михаил Бирман не только убедил меня открыть ресторан в филармонии, но и познакомил со многими артистами. Борис Титов, который помог выйти на новый для меня виток жизни.

– Вы изначально готовили детей к тому, что им предстоит продолжить ваше дело и заниматься ресторанным бизнесом? Было ли у них право выбора?

– У них абсолютное право выбора. Ресторанным делом занимается только старший сын. Он – молодец, и не только потому, что продолжает мое дело, но и потому, что женился на прекрасной девушке Виктории, которая занимает мою должность в холдинге. Средний сын еще в поиске себя. А младшая дочь увлекается роком и прекрасно играет на гитаре.

#GGAL2#

– Как складываются ваши отношения с возрастом?

– Шикарно. Мне кажется, что я живу сейчас интереснее, чем в молодости. У меня плотный график, иногда я, конечно, постанываю, но по большому счету кайфую от происходящего. Несмотря на занятость, нахожу время следить за собой, с удовольствием занимаюсь боди-балетом, затанцевала в 55 лет!

– Кто готовит у вас дома?

– По выходным готовлю я. Очень люблю это дело. И поскольку мой муж охотник, обожаю готовить блюда из дичи. Чем проще блюдо, тем лучше.

– Какую музыку слушаете, когда едете в машине?

– Чаще это не музыка. Слушаю что-нибудь полезное. Вчера, например, Стивена Кови «7 навыков высокоэффективных людей». Инстаграмм и Фейсбук пролистываю.

– Какие привычки сопровождают вас всю жизнь?

– Буквально еще неделю назад сказала бы – чашка кофе. Очень естественно перешла на чай. Без бани я не могу, очень ее люблю.

– Какое событие в своей жизни вы хотели бы пережить и прочувствовать еще раз?

– Это уже невозможно пережить, но я помню, как рожала каждого своего ребенка и как счастлива была.

– Светлана, первым бизнесом вы начали заниматься еще в конце 80-х, когда у нас только зарождались рыночные отношения. Это был студенческий кооператив по написанию и продаже компьютерных программ. Можете оценить, как в стране менялись условия для развития бизнеса – начиная с развала СССР и до сегодняшних дней?

– Да, на нас все это обрушилось в 18-19-летнем возрасте, время было особое, что и говорить. С тех пор изменилось очень многое, начиная от законодательной базы и заканчивая мозгами людей. Раньше ведь мы не думали ни про маркетинг, ни про логистику, ни про бюджетирование, да и слов таких не знали (улыбается). Молодость, конечно, замечательно, но ностальгии по 90-м нет, это был тяжелый период. Сейчас – другие сложности. Вообще, мне кажется, предпринимательи – это особая каста людей, причем во всем мире. Это путь, связанный с постоянным принятием решений, стрессами и непрекращающейся работой мозга – неважно, на отдыхе ты находишься или в больнице. Плюс – ответственность, как за себя, так и за людей, которые с тобой работают.

Примета 90-х – свобода. И рыночных ниш, и внутренняя, потому что за плечами еще не было багажа неудач, законодательных рамок, казалось, все дороги открыты. В наше время бизнес более регламентирован. Груз опыта и законодательства с одной стороны связывает, с другой – помогает, поскольку есть четкие ориентиры.

– Что мешает развитию бизнеса сегодня? Хотелось бы изменить в лучшую сторону какие-либо механизмы государственного регулирования?

– В любой стране существуют условия для предпринимательства, которые создает государство. Понятно, что отменить их нельзя, но усовершенствовать наверняка можно. Например, взять различного рода проверки бизнеса. Молодость, конечно, замечательно, по ностальгии по 90-м нет, это был тяжелый период.Сейчас – другие сложности, вообще, мне кажется, предпринимательство – это особая каста людей, причем во всем миреМы ощущаем на себе, что их стало больше, и это никак не способствует нормальному развитию предприятия. Когда где-то случается ЧП, пожар и т.д., это сразу отражается и на нас, появляются новые требования. Но ведь мы строили свою систему под определенные стандарты, а их вдруг меняют, приходится перестраиваться. В этом плане хотелось бы хоть какой-то стабильности, чтобы все происходило в русле долгосрочных договоренностей, а не так, что сейчас у государства дыра в бюджете, давайте закроем ее за счет бизнеса.

– В 2000-х годах вы начали инвестировать в коммерческую недвижимость, есть в поле ваших интересов это направление сегодня?

– Начинали мы с жилой недвижимости, потом перешли на коммерческую. Тогда на офисные площади был хороший запрос рынка, и мы зарабатывали на перепродаже, покупая помещения на начальной стадии строительства. Сегодня, мне кажется, эта схема не особо привлекательна с точки зрения получения прибыли. Изменилось законодательство, структурно поменялся рынок, уже нет большой разницы в цене, поэтому, скорее всего, тема сойдет на нет. Мы сегодня не инвестируем в коммерческую недвижимость.

– По сути, оба ваших проекта – медцентр «Парацельс» и гостиница «Евразия» – выросли из бизнеса на коммерческой недвижимости?

– Наверное, можно сказать и так. «Парацельс» мы открыли в 2004 году, и это было обусловлено семейными потребностями. Мама моего мужа в 90-х годах работала главным аллергологом Тюменской области и всегда мечтала создать центр, где можно было бы нормально лечить аллергию – как это делалось на европейском уровне. Она часто ездила на конгрессы, общалась с международными специалистами и жалела, что в Тюмени отсутствовала возможность проводить доказательную диагностику аллергии.

У нас все-таки в основном не познавательный, а бизнес-туризм. В активный сезон все хорошо, но в остальное время загрузка гостиниц явно не обеспечивает их рентабельностьИ мы приняли решение не продавать коммерческие площади, в которые ранее инвестировали, а открыть медицинский центр. На тот момент направление было не столь доходным, как перепродажа недвижимости, но очень интересным. А следом за этим появилась идея отеля. Нам предложили участвовать в проекте возведения торгово-офисного здания, с элементами гостиницы. В проекте на нее было запланировано всего два этажа, остальные площади – под офисы и торговлю. Мы проконсультировались с одной из ведущих московских консалтинговых компаний, расчеты показали, что нет смысла дробить одно здание под разные категории услуг. Тогда и было решено строить именно гостиницу. Но полноценный отель требовал соответствующую внутреннюю инфраструктуру, поэтому все здание пришлось перепроектировать. Проект заказывали у тюменских специалистов, строительством занимались турки. Началось оно в 2005-м году, закончилось – в 2009-м.

– Что на тот момент представлял собой гостиничный рынок Тюмени?

– Из прямых конкурентов был «Кволити» – отель с богатым опытом и очень хорошим западным построением бизнеса. Как раз параллельно с нами должен был стартовать проект большой гостиницы на ул. Советской, напротив ФСБ, но там все осталось на стадии котлована. К моменту нашего запуска в Тюмени открылось много ресторанов, в том числе тематических. Поэтому, если смотреть с высоты сегодняшнего опыта, я бы сделала в «Евразии» меньше ресторанных площадей.

 

– На что ориентировались при создании проекта, чей-то опыт брали на вооружение?

– В первую очередь, на московские отели. А вообще, начали с того, что я закончила курсы администраторов гостиниц, потому что мне хотелось узнать процесс изнутри.

– Как родилось название, и в чем «изюминки» отеля «Евразия»?

– Вообще, изначально у нас были всякие мысли… Даже первое название было «Ермак», такая отсылка к истории. Потом мы подумали: сюда едут люди, по сути, со всего света, поэтому идея с космополитичным, географическим названием показалась более интересной: «Евразия» – и Европа, и Азия. И эту «международную» тему мы поддерживаем: летом ресторан «Мята» у нас становится средиземноморским, зимой ставим чумы.

Мы независимый отель – и это огромный плюс, который можно назвать нашей «изюминкой»: гибкий, индивидуальный подход к запросам гостей, организации мероприятий и т.д.

    

– Как сейчас оцениваете гостиничный рынок Тюмени?

– Он очень сильно изменился. Через год после нас открылся «Ремезов», потом пошло приобретение франшиз, поочередно появились «Спасская», Mercure, Hilton. Также не надо сбрасывать со счетов отель «Восток», который прошел определенную реновацию. Со своими площадями под гостиницу открылся аквапарк.

В следующем году отелю исполнится 10 лет, мы уже прошли солидный путь, накопили определенный опыт. Это позволяет задуматься о том, чтобы предлагать услуги по управлению гостиничным бизнесомНадо сказать, что тюменский рынок очень подвержен сезонности. У нас все-таки в основном не познавательный, а бизнес-туризм. В активный сезон все хорошо, но в остальное время загрузка гостиниц явно не обеспечивает их рентабельность. Мне кажется, насыщенность рынка довольно высока, и он высококонкурентен. У нас в принципе можно найти апартаменты на любой вкус: от квартир и хостелов до брендовых сетевых отелей.

– К слову, в городе пока нет пятизвездочного отеля, хотя тот же Hilton, вроде бы, претендует на эту категорию…

– Вопрос звездности – довольно противоречивый. Приезжает много бизнес-туристов, у которых есть корпоративные ограничения по «звездности» размещения, то есть, специалист среднего звена просто не может себе позволить поселиться в пятизвездочном отеле. И если мы, к примеру, пройдем классификацию на пять звезд, то сразу отсечем значительную категорию гостей. Хотя теоретически мы тоже можем претендовать на «пятерку» – нас оценивали эксперты, которые это подтверждали. Все, что нам не хватает, – бассейна, но это условность, которая не даст много баллов. А поскольку основные наши клиенты – корпорации, мы, ознакомившись с их требованием к отелям для своих сотрудников, поняли, что лучше оставаться в четырехзвездочном формате.

– Но в принципе, на ваш взгляд, Тюмени нужен пятизвездочный отель?

– Думаю, для престижа в каждом городе он должен быть, но кто за него возьмется? Давайте посмотрим на соседей, на тот же Екатеринбург, там есть Hyatt, при этом со среднегодовая загрузка не превышает 40%, им наверняка тяжеловато. Когда не хватает объема выручки, приходится резать затраты, а это, в свою очередь, уже обеспечивает пятизвездность.

– Как постепенное насыщение рынка отразилось на рентабельности вашего отеля?

– У нас было два периода: сначала бурный рост – когда мы открылись, все шло хорошо. Потом случился кризис – 13-14-й годы, санкции, компании стали экономить на командировочных затратах - это очень сильно изменило экономические условия ведения бизнеса. У нас ощутимо упало количество иностранных компаний, представители которых сюда приезжали. В связи с этим поменялись корпоративные договоры. Ситуация растянулась на какой-то период времени. У меня до сих пор нет четкого понимания – может ли медицина стать бизнесом в чистом видеНо мы нашли силы изменить внутреннюю систему управления и пересмотреть очень многие вещи, начиная с затратной части. Прежде всего, это наполнение номерного фонда, оптимизация расселения гостей – не хаотично, а компактно, в одном месте. Разработали более гибкий график выхода сотрудников на работу, соответственно, изменилась зарплата. Понятно, что некоторые из них ушли, но другого выхода не было. Мы всегда транслируем сотрудникам главную мысль – деньги приносит гость, их выплачивает не собственник или директор гостиницы. Значит, задача – сделать так, чтобы гостю было здесь хорошо, и он вернулся. И если посетителей нет, мы всем коллективом понимаем, что где-то не доработали.

– Какова ситуация сегодня?

– Сегодня отель рентабелен, мы выправились и последние два года – в плюсе, хотя какое-то время балансировали на грани. Считаю, нас спасло то, что никогда особо не залезали в кредиты, обходимся собственными ресурсами.

– Расскажите о персонале, по каким критериям отбираете людей, привлекаете ли иногородних специалистов?

– У нас был опыт работы с сотрудниками из других городов, в основном это топ-менеджеры, большинство из них практически ассимилировались в Тюмени. Кто-то оставался у нас, кто-то – уходил в другие проекты. Мне вообще говорят, что «Евразия» стала своеобразной кузницей кадров, мы всегда уделяем внимание обучению персонала, не жалеем на это денег. И потом человек чувствует себя профессионалом и может уйти, если ему предлагают более интересные условия. С одной стороны, это проблема для нас, с другой – хорошо для рынка, поскольку на нем становится больше грамотных специалистов.

Иногда на профильных конференциях звучит мнение, что независимые отели более гибко подходят к отбору персонала, и могут взять на работу кого угодно. На самом деле, это не так, внутренние стандарты никто не отменял. Если человек не справляется, он не проходит испытательный срок. Некоторые соискатели считают, что у нас завышенные требования и уходят сами.

    

– Какова численность сотрудников, если ли дефицитные позиции?

– Сегодня у нас работает порядка 130 человек. Есть некоторые сложности с поварами и квалифицированным инженерным персоналом. Дело в том, что техников сегодня готовят по принципу: сломалось – заменил. Очень мало тех, кто может самостоятельно что-то отремонтировать. Работа официанта в Тюмени, к сожалению, для многих – временный этап. В основном, это молодежь и студенты. На мой взгляд, профессию недооценивают. Хороший официант должен обладать определенным интеллектуальным уровнем, знать информацию о продуктах и винах, которые подает, желательно владеть иностранным языком. Плюс – использовать инструменты продаж, поскольку чем больше твой чек, тем больше ты заработаешь, у нас так. Кроме того, у официанта есть возможность вырасти до менеджера, сомелье и т.д.

– Как выстроено управление отелем?

– Бизнес отель «Евразия» – это семейный проект, иногда мы с мужем вместе, иногда я одна раз в месяц приезжаем в Тюмень. Тактические решения часто принимаются и без нашего участия, но стратегические, бюджетные – наша прерогатива. На мой взгляд, собственник может получать информацию с помощью трех каналов. Первое – общение с сотрудниками, ты видишь настроения людей, их отношение к работе. Второе – цифры и отчеты, пока не научишься разбираться со всеми этими «экселевскими» таблицами, будешь терять деньги. Третье – отзывы клиентов. Это моя любимая тема, я всегда читаю мнения людей о нас в соцсетях, на сайте, плюс у нас огромное количество агрегаторов, а также мы раздаем анкеты. Все эти каналы в совокупности дают более и менее объективную картину, согласитесь, получать информацию из одного источника – однобоко.

– Дальнейшие планы по развитию «Евразии»?

– В следующем году отелю исполнится 10 лет, мы уже прошли солидный путь, накопили определенный опыт. Это позволяет задуматься о том, чтобы предлагать услуги по управлению гостиничным бизнесом. У нас есть собственная управляющая компания «Евразия», сотрудники и управленцы, работающие в отеле, ресторанах и СПА-центре – это уже слаженная команда. В то же время я вижу, что в Тюмени достаточно объектов, с которыми собственники, по сути, мучаются и не могут найти оптимальную модель управления. Мы готовы оказывать такие услуги по договору, и в 2019-м году выйдем на рынок с соответствующим предложением. Вообще, в России уже много подобных примеров.

– Давайте поговорим о вашем втором проекте – медицинском центре. Когда открывался «Парацельс», насколько эта ниша была свободна? Как изменилась ситуация сегодня?

– Не уверена, что мы были первые среди коммерческих медицинских центров, но в аллергологии совершенно точно были пионерами, в Тюмени этим никто не занимался. Наверное, работали какие-то частные стоматологии на тот момент, Юффа открывал свой центр примерно в это же время.

У меня до сих пор нет четкого понимания – может ли медицина стать бизнесом в чистом виде.

Во-первых, у нас в стране параллельно с коммерческой существует обязательная медицинская помощь, при этом государственные клиники сегодня вынуждены оказывать платные услуги, чтобы выживать. И в результате происходит неразбериха. К нам также приходят клиенты и не всегда адекватно воспринимают информацию о том, что за все нужно платить.

Во-вторых, тормозом являются и врачи, для которых презентовать услугу, рассказать о чем-то уже сложно. Многие работают довольно узко: я знаю свою область, а больше мне ничего не надо. Но ведь у пациента есть и иные потребности, почему бы не сориентировать его относительно других возможностей центра? С этим тяжело, но за годы работы «Парацельса» нам удалось собрать грамотных и радеющих за результат лечения специалистов.

Тем не менее, платная медицина развивается, сюда приходят менеджерские наработки из других бизнесов, появился медицинский маркетинг – работа с отзывами, обратная связь. При этом отрасль становится более регламентированной, государство страхуется, и это можно понять. Мне кажется, сейчас открытой нишей для частного медицинского бизнеса остается ранняя диагностика и реабилитация, ну и чек-программы, поскольку государственные клиники сейчас заточены на высокотехнологичную помощь, во многих бюджетных больницах установлено новое оборудование.

– Поддерживаете ли вы предложение о том, чтобы по полисам ОМС была возможность обслуживаться в частных клиниках?

– Как потребителю мне это было бы интересно. Но как собственнику медицинского бизнеса... Вопрос спорный. Когда появится выбор: за 100 рублей отработать час или за рубль, я не знаю, как мне уговаривать врача трудиться за меньшие деньги. Раз уж у нас в стране существуют эти системы параллельно, не надо их смешивать, иначе начнется недопонимание со стороны населения. Пока эта инициатива идет со стороны Минздрава на уровне уговоров частного бизнеса, потому что не во всех госучреждениях хватает хороших специалистов по тому или иному профилю.

– Как себя чувствует «Парацельс» в плане рентабельности?

– Он очень плавно идет вверх, там нет резких рывков. В 2009-м году мы открыли второе отделение, решив, что центру все-таки нужно становиться многопрофильным. Недавно получили лицензию на детскую педиатрию, потому что такая потребность у горожан есть. Движемся в этом направлении и, прежде всего, делаем ставку на диагностику.

Стараюсь выбираться на природу, там хорошо снимать стрессы. Хотя у меня с ней странные отношения: я без нее не могу находиться долго, но и на природе не выдерживаю больше 4-5 дней, мне кажется, что я как-то выпала из жизни, из этого ритмаВторая моя мечта – открыть реабилитационный центр, поскольку наблюдала немало примеров, когда после инсульта или операции человеку некуда податься.

– Как относитесь к тому, что в регион заходят федеральные игроки, например, «Мать и дитя»?

– Это интересная история, и мы будем за ней следить. В принципе, нам пока волноваться не о чем, весь вопрос в том, получится ли у них работать в региональных условиях. «Мать и дитя» в Москве – это контракты от 200 тысяч рублей, с каким ценообразованием они зайдут сюда, и как на него отреагирует местный рынок? Поживем – увидим.

    

– Какой вы руководитель – строгий, демократичный?

– Многое зависит от ситуации, бывают моменты, когда нужно просто сказать: это мое решение. Существует принцип: не судить людей, пока не поймешь их мотивов. Мне всегда хочется понять, что движет человеком, почему он так поступает. Иногда есть совершенно логичное объяснение всему, но ты этого не знаешь и рисуешь себе что-то другое. А надо просто потратить время, немножко разобраться… Но если такой возможности нет, говоришь: будет вот так, а не иначе.

– Как выглядит ваш стандартный рабочий день?

– На мое счастье последние 17 лет я не работаю по найму, поэтому сама себе выстраиваю и рабочий день, и рабочую неделю. Могу, например, уставшая отдохнуть во вторник или упорно поработать в воскресенье. Я пришла к пониманию, что нужен хотя бы один специальный день раз в 10 дней, а в идеале – в неделю, чтобы «подумать». Жаль, не всегда получается. Когда нет этой текучки, звонков, SMS-сообщений, писем, ты намеренно все отключаешь и сосредотачиваешься. Можно что-нибудь почитать, связанное с бизнесом, подумать над какими-то глобальными вещами. Потому что мы, к сожалению, в этой спешке и текучке постоянно все откладываем на потом.

Стараюсь выбираться на природу, там хорошо снимать стрессы. Хотя у меня с ней странные отношения: я без нее не могу находиться долго, но и на природе не выдерживаю больше 4-5 дней, мне кажется, что я как-то выпала из жизни, из этого ритма. Мне нужно снова в мегаполис – подзаряжаться. Нюанс еще в том, что я живу на два города. В офисе никогда не сижу, в этом нет никакого смысла. Мне кажется, мир медленно, но верно идет к тому, что мы все будем решать и согласовывать в онлайне.

– Где вам все-таки комфортнее: в Москве или в Тюмени?

– Тюмень – моя родина. А поскольку мы тут продолжаем бизнес, она не становится таким ностальгическим городом, мы видим динамику развития, которая мне нравится. А вот лозунг «Тюмень – лучший город Земли» считаю неудачным. То есть все, нам стремиться некуда, мы закончили расти?Нередко учусь даже у своих дочерей, они уже взрослые – 26 и 16 лет. Сегодня дети настолько быстро все впитывают и схватывают, особенно поколение Z, что нам приходится за ними тянуться. А мне это приносит и пользу, и удовольствие

Вообще, хотелось бы больше зелени в городе, больше чистоты. Если сравнивать с Москвой, там люди более толерантны друг к другу, проще относятся к каким-то внешним человеческим проявлениям. Мой дом сейчас в столице, потому что там семья.

– Можете назвать ценности, которые для вас превыше всего?

– Самое главное – семья, и не в узком понимании, а в более широком: родители, сестры, племянники. Мне важно быть на связи, понимать, чем они живут, поэтому мы очень часто собираемся, как-то обогащаем друг друга. На второе место я бы поставила какую-то пользу обществу, востребованность. Без всякого лукавства скажу, что мне нравятся люди, нравится их изучать, есть такое понятие – people watching... Иногда люблю наблюдать за людьми где-нибудь в кафе, смотреть, чем они занимаются, додумывать их истории. В этом смысле гостиницы – это целый кусок жизни человека, и его эмоции очень интересны, правда, хочется, чтобы они всегда были положительными (улыбается). Мне нравится реализовываться в сфере гостеприимства.

– Вам не раз приходилось приобретать новую квалификацию, насколько это сложно, получаете ли удовольствие от процесса в таких случаях?

– Я вообще большой потребитель разных онлайн-курсов и всего прочего. Тут надо просто грамотно выбирать, у кого учиться, и ставить конкретную цель – что ты хочешь получить на выходе. Если я чувствую, что какая-то функция в управлении мне не очень понятна, начинаю «копать» в этом направлении, пытаюсь разобраться. Нередко учусь даже у своих дочерей, они уже взрослые – 26 и 16 лет. Сегодня дети настолько быстро все впитывают и схватывают, особенно поколение Z, что нам приходится за ними тянуться. А мне это приносит и пользу, и удовольствие.

– Насколько, кстати, занятие бизнесом отражалось на семейной жизни, приходилось ли чем-то жертвовать?

– Думаю, это боль вообще всех предпринимателей – и женщин, и мужчин, им постоянно приходится находиться в поиске баланса между семьей и бизнесом, поэтому я не стала исключением. Были периоды, когда я очень сильно сосредотачивалась на проектах, часть забот о детях перекладывала на бабушек. Но если дочерям в какие-то моменты требовалось больше внимания, всегда старалась находить время – пообщаться, поддержать. Наверное, поэтому до сих пор они могут поделиться со мной чем-то сокровенным, как и я с ними. У нас дружеские отношения, и это меня очень радует. Хотя бывало всякое, они переживали периоды отрицания родителей, как многие подростки. Тут важно это принять.

    

– Длительный отдых у вас бывает?

– Пожалуй, нет, все какими-то короткими отрезками. Ходить и смотреть – вот наша любимая семейная тема. Иногда выбираемся семьей куда-нибудь на машине – и по России, и по Европе. Была большая поездка в Америку.

– Удается ли что-то почитать помимо бизнес-литературы?«

– Больной вопрос. У меня есть список из 43 художественных книг, который не уменьшается. Из последнего «зацепила» психологическая вещь Фредерика Бакмана «Здесь была Бритт Мари» – про взаимоотношения людей разных возрастов, про принятие ценностей друг друга. Почему-то в последнее время очень полюбила фантастику. Например, на фоне «Игры престолов» прочитала почти шесть книг. Мне кажется, такая литература тоже полезна для бизнеса, потому что там говорится и про выстраивание отношений, и про то, как добиваться своих целей.

– Столица предполагает и культурное развитие. Насколько вам это близко и интересно?

– Да, там огромные культурные возможности. Когда я переезжала в Москву, подумала – все, сейчас развернусь! И действительно, за год-полтора пересмотрела весь репертуар театров, обошла все музеи, это было здорово. Сейчас наша жизнь в Москве – это огромное количество гостей, потому что все друзья, которые проезжают в столицу, бывают у нас... И меня уже называют гидом. Конечно, если постоянно и безвылазно жить в столице, это тяжеловато, но я все время перемещаюсь, и у меня картина мира постоянно меняется.

– Насколько я знаю, вы серьезно занимаетесь благотворительностью?

– Да, эта тема занимает большое место в моей жизни. Все началось со знакомства с Галиной Васильевной Сушинских, которая работает исполнительным директором в Тюменском отделении Российского детского фонда. В принципе я давно адресно помогала отдельным людям, но когда делаешь это не системно, всегда есть опаска в достоверности информации: действительно ли человеку нужна помощь, нет ли здесь мошенничества и т.д. В этом плане надежный посредник выполняет очень важную функцию – отслеживает семьи, которые нуждаются в помощи, следит за тем, чтобы они ее своевременно получили и использовали по назначению. Благодаря Российскому детскому фонду мы всегда четко знаем, кому помогаем.

Наша деятельность выросла в большой проект «Эти дети», потому что в Тюмени много неравнодушных людей. Мы сотрудничаем с Ларисой Кирилловной Невидайло («Деловая Россия»), Тюменским деловым клубом, Торгово-промышленной палатой Тюменской области. Надеюсь, дело будет развиваться.

Рудик Манукян родился 2 января 1986 года в селе Варденик Мартунинского района, Армения. Окончил ТюмГАСУ по специальности «экономика и управление в строительстве». В 22 года создал ООО Строительная компания «УралСтрой» (2008). В 2016 году открыл благотворительный фонд «Арете».
Женат, воспитывает дочь.

– В этом году ваша компания отмечает 10-летний юбилей? Расскажите, какими проектами, созданными за это время, гордитесь больше всего?

– Всеми абсолютно. Нет проектов, которыми бы я был недоволен. Наверное, потому что мы делаем свою работу с душой (улыбается).

– Хорошо, тогда какой из проектов был самым трудным? К сожалению, в последнее время госконтракты получают и совершенно неизвестные фирмы. Они заявляются на аукцион, безбожно скидываю цену, и за счет этого выигрывают

– Торговый центр О'КЕЙ на Широтной. Это частный объект, не госконтракт. Когда мы зашли на участок, там реально плавали утки, было очень много воды. Пришлось проводить сложные осушительные работы, да и сам проект ТЦ был сыроват. Тем не менее, построили его примерно за четыре месяца, хотя здание довольно большое.

– У вашей компании большой опыт участия в госконтрактах. Как удавалось их выигрывать на протяжении многих лет?

– Думаю, большое значение имеет, во-первых, авторитет организации, который зарабатывается годами. Во-вторых, у нашей компании своя база – строительно-монтажная техника, а это немаловажно. Правда, к сожалению, в последнее время госконтракты получают и совершенно неизвестные фирмы. Они заявляются на аукцион, безбожно скидываю цену, и за счет этого выигрывают. По сути, это компании-однодневки: зашел на рынок, отработал, закрылся. Потом открыл новую фирму – и снова по кругу. Это ведь ненормально. Я не могу себе такого позволить, у меня штат, налоги, зарплата. Недавно участвовал в аукционе, когда начались торги, мы могли опустить цену на 10%, не более, чтобы не работать в убыток. Но контракт забрали, сбив стоимость на 30%! То есть со своей базой я не смог составить конкуренцию неизвестной организации. Сейчас жду протокол, чтобы посмотреть данные по этому участнику, уверен, фирме максимум год, а еще через год ее уже наверняка не будет. 

– И сегодня компания без работы? Сейчас перепрофилируемся на производственную сферу, у нас уже несколько производств, причем они связаны с защитой окружающей среды, экологией

– Нет, почему. Во-первых, у нас есть объекты в других городах, хотя и не такие масштабные как в Тюмени. Например, в Свердловской области, Пермском крае. Во-вторых, сейчас перепрофилируемся на производственную сферу, у нас уже несколько производств, причем они связаны с защитой окружающей среды, экологией. Например, собираем резиновые покрышки от автомобилей, которые перерабатываем в материал для покрытия детских игровых площадок, резиновую плитку и т.д. То есть у нас предприятие полного цикла. 

– Где берете сырье? Сами собираете? 

– Да, резины вокруг очень много. Сейчас у нас на базе скопилось, наверное, 2 тысячи тонн. Когда я столкнулся с ситуацией, то понял, насколько у нас загрязняется экология. Резина ведь не гниет столетиями.

Второе производство – тоже полного цикла. Мы собираем пластик, из которого получаем в итоге полимерно-песчаные изделия: плитку, ИДН (искусственная дорожная неровность), бордюры, люки, лотки. Пластик, к слову, тоже разлагается в среднем 450 лет.

– Производства находятся в одном месте?

– Да, это поселок Антипино. Мы стараемся и работников набирать местных, по крайней мере, им отдаем предпочтение. Создаем рабочие места. Наверное, это некая социальная ответственность бизнеса.

– Какова сумма инвестиций в эти проекты?

– Не готов сказать. Мы еще хотим добавить туда площадки для готового сырья, построить административный корпус. Стояла задача – развернуть весь комплекс за 5 лет, пока прошло два года.

– Это в основном заемные средства?

– В основном – да, но частично – свои. Оборудование взяли в лизинг, надеемся на получение господдержки, это дало бы нам стимул двигаться вперед. В этом плане у нас все-таки один из лучших регионов в России, многое делается для развития бизнеса. Я работаю в других регионах, поэтому могу сравнивать.

– Какой был последний госконтракт, по которому вы работали?

– Благоустройство дворовой территории – ул. Энергетиков, 51-51б, в прошлом году проект занял первое место в городском конкурсе. Мы уже третий год подряд становимся лучшей организацией в Тюмени по благоустройству дворовых территорий и гордимся этим (улыбается).

– А в чем изюминки ваших дворов?

– Мы очень плотно работаем с заказчиком, но всегда предлагаем свои решения, которые изначально могут быть не предусмотрены проектом, но более эффективны, и при этом гармонично вписываются в общую картину. Это и есть та самая изюминка. И не зря в прошлом году мы получили благодарственное письмо от жителей одного из наших дворов. Мы даем 5 лет гарантии на свою работу, ежегодно вместе с заказчиком проверяем состояние территории, и, если появляются какие-то недочеты, оперативно их устраняем. Потому что наши объекты – это лицо компании. Мы уже третий год подряд становимся лучшей организацией в Тюмени по благоустройству дворовых территорий и гордимся этим

– И все-таки строительный бизнес для вас сегодня не в приоритете?

– Да, на первые позиции вышел производственный сектор. Тем не менее, у нас по-прежнему остается вся строительно-монтажная база, мы никуда не уходим, просто уменьшились госзаказы. Но делаем все, чтобы это не сказалось на оборотах компании и на коллективе. Сегодня в штате у нас работает 100 человек, в планах увеличение сотрудников до 150. Не скрою, иногда у меня бывали мысли: все, хватит, устал. Но когда вспоминаешь о людях, за которых несешь ответственность, а большинство из них в компании со дня основания, стряхиваешь эту минутную слабость и идешь дальше.

– Как руководитель вы жесткий или демократичный?

– Скорее – жесткий. Сегодня с утра была планерка, и я был очень строг. Это необходимое качество для любого управленца. Хотя увольнять людей мне довольно трудно. Недавно пришлось уволить одного из сотрудников, который провинился. Через 4 месяца он пришел и попросился обратно. Я его взял, хотя не знаю, правильно ли поступил. Посмотрим, как проявит себя дальше.

Как-то один из моих знакомых гордо похвалился, что взял и одним махом уволил весь коллектив. Ну что я скажу – крут. Но я бы так не смог. Для меня любой сотрудник – почти член семьи. Все-таки компании уже 10 лет. Когда человек заходит ко мне в кабинет, я стараюсь спросить его не только о работе, но и о делах, близких, если нужно – чем-то помочь и т.д.

– В 2016 году вы создали благотворительный фонд «Арете» (от древнегреческого «добродетель». – Ред.). Что вас к этому привело?

– Мы долгие годы и даже сейчас, когда сложная финансовая ситуация, стараемся помогать людям. В принципе, часть того, что зарабатываю, я готов отдавать на благотворительность. А поскольку направлений здесь очень много, появилась идея открыть фонд, чтобы было четкое понимание, кому необходимо помочь. Мне хочется поддержать всех, хотя я осознаю, что это нереально. Вот, например, в прошлом году купили диван бабушке, ветерану ВОВ, ей под 90 лет. Она после этого звонила и говорила очень добрые слова. В такие моменты понимаешь, что нет ничего более ценного в жизни, чем помощь нуждающемуся.

Другому ветерану мы купили специальную кровать. На Лесобазе живет чемпионка по танцам, девушка с ограниченными возможностями, ей приобрели коляску за 120 тысяч рублей. В 2016 году для ветеранов и пенсионеров п. Антипино мы организовали праздничное мероприятие с танцами, подарками и розыгрышем призов, там участвовало 400 человек. От того, заработаешь ты чуть больше или чуть меньше, вряд ли что-то изменится, а вот жизнь некоторых людей может изменить к лучшему. И их слова благодарности дают силы к тому, чтобы идти вперед, желание делать что-то полезное и значимое.

– В фонде есть штат, помещение?

– К сожалению, пока нет, на это просто не хватает времени. Хотя у меня есть четкое понимание, как должна работать организация, и как можно привлекать внимание состоятельных людей и компаний, которые могли бы заниматься благотворительностью. Но цель стоит, и я ее обязательно реализую.

– Вы подаете нищим на улице?

– Не то, чтобы подаю, но всегда готов помочь. Например, недавно поехали с ребятами в кино, возле «Гудвина» к нам подошли несколько пацанов: «Дайте денег на еду». Я им сказал: «Заходите в «Карусель», берите все, что хотите. Я заплачу, но денег вам не дам». Они что-то выбрали, я заплатил. С детьми в этом случае надо действовать аккуратно, мало ли чего они купят себе сами... Бабушке обычно даю тысячную или пятитысячную купюру. При этом прошу: не стойте сегодня тут. Есть желание организовать в Тюмени для малоимущих социальные обеды. Когда в полную силу заработает фонд, обязательно этим займемся.

– Ваш фонд участвует еще и в «Венском вальсе»…

– Да, второй год. Я хорошо знаю Юлю Грошеву – одну из организаторов этого мероприятия. Она обратились ко мне с просьбой поучаствовать, поскольку средства, собранные во время бала, также идут на благотворительность. И я не смог отказать.

– А вы сами в торжественной части вальса не задействованы? Как вообще относитесь к светским раутам? Как-то один из моих знакомых гордо похвалился, что взял и одним махом уволил весь коллектив. Ну что я скажу – крут. Но я бы так не смог. Для меня любой сотрудник – почти член семьи

– Сам в Венском бале не участвую. На пафосные мероприятия периодически приглашают, но я не любитель таких развлечений. Иногда выбираюсь в театр, но тоже довольно редко.

– Давно ли были в отпуске?  

– Раньше практически не мог позволить себе такой роскоши (улыбается), сегодня стараюсь все-таки находить время на отдых. Недавно с семьей ездили в Дубай, после этого – в Армению.

– Как часто бываете на родине?

– Сейчас довольно часто, хотя бы раз в месяц. Прилетаю на день-два – посетить могилу отца.

– Расскажите о своей семье.

– Семья – это святое. И бизнес у нас семейный. Основал предприятие – наш отец Атом Николаевич, которого, к сожалению, с нами нет.  И сейчас для меня главный авторитет – старший брат. Я по большей части занимаюсь финансовыми вопросами. Дома к сожалению, провожу очень мало времени, зачастую и суббота, и воскресенье отнимает работа. Единственное, в воскресенье всегда посещаю Храм. Конечно, я понимаю, что нужно больше внимания уделять жене и дочке, которой полтора года. И буду над этим работать. Поскольку не хочу однажды проснуться и понять, что дочь выросла, а ее детство прошло мимо меня. А еще я счастливый дядя – у брата трое детей, которых я тоже считаю своими. Так себя и называю – многодетный отец (смеется). Племянницы – вообще отдельная песня. Со мной они больше делятся сокровенным, чем с родителями, просят у меня больше, чем у них. В общем, я такой дядя-друг, что меня только радует.

– На какие-то увлечения, спорт остаются силы?

– В прошлом году купил абонемент в бассейн, попросил сразу на полгода, чтобы не было пути к отступлению (улыбается). В итоге походил две недели, сначала заморозили карту на месяц, а потом… Одним словом, пловца из меня не выйдет. При этом понимаю, что мне уже надо похудеть килограммов на семь, купил домой тренажер, который опять же стоит в пыли. Корю себя, потому что все наши «отмазки» насчет нехватки времени в конечном счете отговорки. Время всегда можно найти, надо просто уметь правильно его распределять.

– В Тюмени живет ваш тезка – Рудик Манукян, который возглавляет областную федерацию айкидо. Знаете его?

– Да, мы знаем друг друга, но близко не общаемся. Это достойный человек, про которого мне рассказывают только хорошее, в этом плане повезло, что не приходится стыдиться своего тезки. Надеюсь, про меня ему тоже говорят сугубо приятные вещи (улыбается).

– Ваши впечатления от форума?

– Я не привык доверять вслепую СМИ, всегда сам анализирую информацию из различных источников. Были определенные ожидания от этого форума, но реальность их превзошла. Причем в позитивном ключе.

– Вы приняли активное участие в секции, которая была посвящена экологии. Как оцениваете экологию современной России?

– Это не моя прерогатива – оценивать экологическое состояние России. Я думаю, ваш президент и все функционеры понимают, что, если этот вопрос не будет решаться в скором будущем, последствия существенно усложнят жизнь нашим детям и внукам. Вспомним станцию Мир – если бы там не существовало системы утилизации отходов, то в течение недели космонавты задохнулись бы и умерли от собственных проблем. Но Земля, по сути, тот же космический корабль, только немного побольше. 

То, что я увидел здесь, на форуме, похоже на красивую мечту будущего европейского совместного дома. Наверняка в Германии придется выслушать немало критики в свой адрес

– Что вы предлагаете?

– Нам нужно, наконец, понять, что однажды добытый ресурс остается ресурсом. Его необходимо опять возвращать в круговорот. Для этого в мире достаточно технологических решений, нужна добрая воля и соответствующий вектор. Германия довольно далеко шагнула в переработке мусора. Есть примеры, когда до 97%, а порой и до 100% возвращается в оборот. Наверное, потому, что мы – бедная страна, где нет полезных ископаемых. Это вынуждает использовать имеющееся сырье по два, три, четыре, пять раз. Россия – богатая страна, возможно, поэтому бедна на такие решения.

Думаю, если у нас получится соединить опыт Германии и потенциал России, то нас ждет прекрасное будущее, я его уже вижу. Я визионер и люблю мечтать, благодарю бога, что очень часто мои мечты становятся планом, а затем реальностью. Мы создаем будущее нашими словами, мыслями и планами. То, что я увидел здесь, на форуме, похоже на красивую мечту будущего европейского совместного дома. Наверняка в Германии придется выслушать немало критики в свой адрес после этих заявлений.

– Почему, цель ведь праведная?

– Некоторым подобные проекты совершенно не нужны, и наивно было бы думать, что противодействия не будет. Но я был готов к этому, зная, что в определенной степени рискую своей политической карьерой. Однако сожалений нет, поскольку след, который ты оставил в жизни, определяется не политическими интригами, а реальными делами. Надеюсь, у меня будет возможность, обработав информацию, которую я получил здесь на форуме, поменять мир хоть немного в лучшую сторону. Значит, не зря прожил эти три дня.

– Понятно, что Россия еще в начале пути, у нас нет даже раздельного сбора мусора, при этом Германия имеет огромный опыт по вторичной переработке. Сегодня перед вашей страной стоят какие-то задачи, связанные с темой экологии, или можно сказать, что этот вопрос практически решен?

– Думаю, процесс всегда будет сопровождаться новыми решениями. Сейчас, например, происходит массовый переход на электромобили и солнечные батареи – это особая тема. Пройдет немного времени, и солнечные батареи надо будет перерабатывать и утилизировать, об этом пока еще все молчат. Научный потенциал, потенциал изобретателей и «кулибиных» в вашей стране очень развиты. И если соединить все это с лучшими западными практиками, вы сделаете хороший рывок вперед

Аккумуляторные накопительные мощности электромобилей – тоже особый вид отходов, о котором надо думать. Нужно удешевлять затратный механизм по переработке, иначе она становится неэффективной или ложится на плечи плательщиков. Эти вопросы актуальны для Германии, и мы будем работать над ними дальше.

Полагаю, России сегодня не надо изобретать велосипед, необходимо просто взять передовой опыт, который есть, и, оттолкнувшись от него, сделать шаг вперед. Я знаю, что научный потенциал, потенциал изобретателей и «кулибиных» в вашей стране очень развиты. И если соединить все это с лучшими западными практиками, вы сделаете хороший рывок. Может быть, со временем и Германии придется чему-нибудь учиться у России.

– В чем интерес Германии?

– В первую очередь, в том, чтобы наш опыт был принят. Это значит, что будут договора для нашей индустрии и промышленности. Для меня это стало одним из поводов принятия решения быть здесь. Когда на каком-то мировом форуме определяется глобальная концепция по утилизации мусора на огромной территории, а нас нет за столом переговоров, получается, мы добровольно отдаем преимущество конкурентам. Слава богу, отношение России и российского предпринимательства к немецкому бизнесу осталось позитивным и уважительным. Уверен, сотрудничество будет взаимовыгодным.

– Вопреки санкциям?

– Официальная политика Германии не всегда вызывает одобрение и поддержку простых граждан. Меня удивила новость, которая прошла в СМИ, что правительство Германии все-таки осудило американскую атаку на Сирию. Хотя двумя неделями ранее госпожа Меркель официально заявила, что мы не участвуем, но и не приветствуем этот удар. Мы, кстати, от нашей партии AfD поднимали вопрос: почему не участвуем, почему не приветствуем? Это же говорит о том, что у нас нет никакой своей позиции. А для такой большой страны как Германия это довольно странно. Надеюсь, на следующих выборах мы сможем выбрать своего канцлера и тогда будем плотно работать с Россией – об этом мечтает большинство немецких бизнесменов. Правда, есть какая-то элитная группа, которая живет заокеанскими мечтами и иллюзиями.

– Как давно вы уехали из России?

– В 1993 году – из Казахстана. Я там родился, рос, учился, у меня там школа, первая любовь, институт, друзья, опыт работы.

– Что осталось в памяти, какие привычки?

– Все осталось, и это очень помогает жить и двигаться вперед. Я думаю, не только у меня, но и у всей народности российских немцев сейчас какие-то особенные обязательства, особенное предназначение. Наш многолетний опыт жизни в России среди других народов основан на принципах уважения друг друга. Казахи нас уважали за трудолюбие, за умение делать печки и строить дома. Мы уважали их за гостеприимство и любили их вкусный бешбармак.

– Почему у российских немцев вы видите особое предназначение?

– Нам пришлось многое пережить и испытать. Конечно, это уже история, но в 1942 году наш народ выселили в холодные безжизненные степи, больше половины людей, наверное, погибли. Те, кто выжил, сохранили традиции и научились жить в многонациональном обществе, уважая себя и других. В Германии все иначе. Есть о чем сожалеть, но в истории любого народа найдутся страницы, о которых не очень хочется рассказывать. Российские немцы могут спокойно разговаривать и с турками, и с арабами, мы знаем, как себя вести, чтобы нас уважали. Поэтому у нас есть будущее.

– Что доставляет вам счастье?

– Моя семья, у меня четверо детей. Неделю назад родился первый внук, которого я успел подержать на руках. Я вижу, как растут мои дети, радуюсь тому, что они идут по моим стопам и будут продолжать мое дело. Счастлив, когда запланированное получилось, и ты не зря прожил время, а что-то смог поменять в лучшую сторону. Знаю, что нельзя поменять людей, но можно изменить себя, я всегда над этим работаю. И с радостью ощущаю, когда пространство вокруг меня наполняется любовью, покоем.

Скажу прямо: работа в Бундестаге не приносит мне большой радости, это скорее тяжелая ноша, которую я добровольно взял на себя. Вижу, что есть результаты, но они еще очень-очень маленькие. Иногда получается не совсем так, как хотелось бы, но я думаю, все придет. Четыре года, которые у меня есть на этом посту, надо эффективно отработать. Пройду ли я на следующих выборах, меня не сильно сейчас волнует. Если исполню все, что должен сделать, пойду дальше и буду этому только рад. Не хочу, чтобы мои внуки мне сказали когда-то: послушай, дед, почему ты все это допустил?

– Как вы воспитывали своих детей, чему для вас было важно их научить, какие ценности привить?

– Тут нет ничего уникального. Мне хотелось, чтобы они были честными и порядочными людьми. И я думаю, мы с моей женой Светланой это им передали. Хотелось привить им трудолюбие, не пытаться искать легких путей и легких решений, они обычно ошибочные. Я радуюсь, что они взяли от меня намного больше, чем я себе представлял. Оказывается, они очень пристально за мной наблюдали и теперь повторяют определенные шаги, которые делали я и моя жена. У нас очень дружная семья, у меня шесть братьев и сестер, и мы все очень любим друг друга, благодаря моей маме. Я понимаю, что могут быть какие-то конфликты, но у нас их нет. То же самое постарался передать моим детям, и я счастлив, когда они собираются все вместе. Моей дочери 16 лет, сыновьям 10, 29 и 30, и они одна семья. Это просто подарок от Бога.

– В одном из интервью вы сказали, что предпринимателем может стать практически каждый, вопрос лишь в успешности… Между тем, по разным оценкам, набор качеств, который необходим для того чтобы стать предпринимателем, встречается лишь у 5% населения…

– На самом деле, предпринимательство – это такой же талант, как сочинение стихов, написание картин или музыки. Чем отличается художник от рисовальщика? Тем, что за его картины платят деньги, они представляют ценность. Просто рисовать и заниматься предпринимательством могут почти все, стать успешными в этом – единицы. А статистика – вещь относительная.

– Олег Тиньков говорит, что бизнесменом надо родиться. Это данность от Бога, а все алгоритмы успеха – лишь почва для мошенников. Согласны с таким утверждением?

– Я согласен с тем, что это талант, заложенный Господом. Сможем ли мы его реализовать – вопрос второй. Если нет таланта, то даже различные приемы, которые действительно часто напоминают мошеннические схемы, вряд ли помогут. Только временно.

– В своей диссертации «Особенности личностной зрелости успешных и неуспешных предпринимателей» (2011 г.) вы сформулировали секрет успеха, который в принципе прост – «быть на своем месте». А как найти свое место?

– Если опустить всю теорию, эксперименты и так далее, то мы максимально эффективны, когда находимся на своем месте. Очень часто бывает, что человек, который мог бы быть успешен, будучи государственным деятелем или чиновником, бросается в предпринимательство. Или наоборот, талантливый предприниматель пытается стать большим чиновником или политиком. Люди путают свое место и предназначение. Есть простые алгоритмы, следуя по которым, можно определить, кем тебе лучше быть – научным или политическим деятелем, общественником, бизнесменом и так далее. Я долго думал, как создать универсальный ключ, чтобы каждый мог распознать свое предназначение, и в итоге нашел его. Он зашифрован в моей книге «Кустари и рокфеллеры», которую я написал по итогам диссертации. Тот, кто внимательно прочитает инструкции, познает собственный потенциал. Это актуально для всех, начиная с 15-летнего возраста, когда мы задаемся вопросом – кем быть.

– Когда вас избрали в облдуму, одной из своих задач вы называли такую: исключить для микропредприятий в первые три года работы контрольно-надзорную деятельность и освободить от налогов на этот же срок. Чего удалось добиться и в принципе реально ли выполнение этой задачи в России?

– Я работаю над этой темой не один, такая же цель стоит и перед «Опорой России». И практически наполовину мы ее достигли – благодаря нам ввели 3-летний мораторий на проверку микробизнеса контрольно-надзорными органами.

– По региону?

– По стране. Осталось добиться в полной мере налоговых льгот для начинающих предпринимателей. В разных регионах, и в том числе в Тюменской области, мы договорились с местными властями о преференциях, которые они делают по отдельным видам предпринимательской деятельности. А задача остается неизменной – первые три года начинающий бизнес должен быть полностью освобожден от налогов.

– Верите в успех?

– Конечно. Многие микропредприятия не успевают подняться с колен, только поднимают голову, как у них разными способами отбирают весь заработок. Естественно, им невыгодно, и они прячутся. А «в тени» нет возможности показать свое лицо, участвовать в государственных программах поддержки и так далее. По нашему мнению, в первые три года компания должна вкладывать заработанные средства в развитие, ни от кого не скрываясь. Тогда при желании она может перейти и в разряд малого бизнеса.

– Для государства освобождение от налогов будет выгодно?

– У нас даже есть специальный расчет, который это демонстрирует. К сожалению, пока не можем убедить в этом правительство. Кстати, подобная модель уже работала в России в 90-е годы, и довольно успешно.

– Почему же ее свернули?

– Иногда очень сложно найти ответ на простой вопрос. Чем больше мы повышаем налоговую нагрузку, тем меньше предприятий работают «в белую». В 2002 году «Опора России» добилась введения упрощенной системы налогообложения, и сразу огромная часть компаний вышла «из тени». В 2010 году все перевернули, подняли ЕСН в 2,5 раза. Люди были в шоке: на дворе кризис, а нам повышают налоговую нагрузку. В итоге мы потеряли сотни тысяч предпринимателей из «белого» пространства. Многие микропредприятия не успевают подняться с колен, только поднимают голову, как у них разными способами отбирают весь заработок. Естественно, им невыгодно, и они прячутся. А «в тени» нет возможности показать свое лицо, участвовать в государственных программах поддержки...

– От кого в правительстве зависят подобные решения, на ваш взгляд?

– Думаю, в большей степени они зависят от нас, от предпринимательского сообщества. Если мы научимся правильно аргументировать и отстаивать свои интересы, гораздо быстрее добьемся экономического процветания страны.

– Еще одна из задач, о которой вы говорили: удвоение количества субъектов предпринимательской деятельности в ближайшие годы. Как в этом направлении движется процесс?

– Если после изменений в законодательстве микробизнес выйдет «из тени», число предприятий может практически удвоиться. К тому же сегодня очень много чиновников, отставников, военнослужащих, которые не могут себя найти. Хорошо бы направить их в бизнес-русло, помочь в плане профессиональной ориентации, провести обучение. И тогда количество предпринимателей можно вообще утроить. Но главное при этом, чтобы каждый субъект предпринимательской деятельности как минимум удвоил свою эффективность.

– И как этого добиться?

– Если не сидеть сложа руки, то ничего сложного здесь нет. Возьмем элементарную вещь – повышение производительности труда. Любой руководитель в силах ее повысить, стоит лишь описать все процессы, которые происходят в компании, вплоть до того, как и в какое время секретарь должна приносить чай. И сразу будет видно, насколько много лишних телодвижений происходит на предприятии. После этого потребуется принять решение: либо освободиться от ненужных сотрудников, либо увеличить оборот. И в том, и в другом случае рентабельность компании поднимется минимум в два раза. Когда я внедрил такой подход в «Кванта+», производительность увеличилась в 4 (!) раза практически за первые два года. У меня описание бизнес-процессов заняло 5 лет, но 80% из этой работы мы сделали за первые два года.

– Произошло ли увольнение каких-либо сотрудников в процессе оптимизации?

– Нет, этим же количеством людей мы стали делать в 4 раза больше. При ТРО «Опора России» работает Центр развития бизнеса, где мы обучаем предпринимателей. Благодаря нашим кейсам некоторые управленцы увеличили оборот своих компаний в 2-4 раза. Среди них молодые успешные ребята: Ринат Муллаянов, Сергей Линкевич, Дмитрий Захаров, Наталья Поденко. Сегодня они уже не только сами учатся, но и обучают других, в этом сила нашей системы.

– Вы кандидат психологических наук, насколько это помогает в общении с властью и бизнес-структурами?

– Это существенно облегчает коммуникацию. Знания позволяют делать такие предложения, от которых сложно отказаться. Я не просто дипломированный специалист, а психолог с научной степенью, это разные вещи. Потому что у нас много дипломированных инженеров, а настоящих, с большой буквы, мало. Психология – наука наук. Мой брат, профессор физико-математических наук, сначала возмущался: что это такое, психология? Физика и математика могут объяснить природу вещей, а психология? Но в итоге и он признал ее за науку (улыбается).

– Вы не только успешный предприниматель, общественный деятель, кандидат наук, но еще и политик. Скажите, как вы относитесь к тому, что в России постепенно уходят от прямых выборов губернаторов и мэров. Недавно их отменили законодатели Екатеринбурга, в стране осталось не так много городов, где они еще остались…

– И та, и другая модели имеют право на существование: прямые выборы и когда сити-менеджера выбирает законодательное собрание. Думаю, нельзя директивно во всех регионах большой страны постановить: будет так. Надо, чтобы общество дозрело до сознательного самоопределения. Степень его зрелости в каждом регионе своя. С другой стороны, мы выбираем в парламент лучших, и должны доверять им выборы сити-менеджера. Они авторитетны и компетентны в этом вопросе и несут ответственность за свои действия. Что касается губернаторов, думаю, на данном историческом этапе правильнее, когда власть централизована, и глав региона назначает президент, естественно, по согласованию с законодательными собраниями.

– У вас успешная компания «Кванта+», которая на рынке с 1993 года. Насколько я знаю, с того времени, как вы возглавили в регионе «Опору России» (2010 г.), предприятием управляет совет директоров. Между тем, среди многих предпринимателей бытует мнение, что если собственник устраняется от ведения дел, то бизнес так или иначе приходит в упадок, потому что нанятые менеджеры никогда не буду так заинтересованы в развитии дела, как его владелец. Получается, вы своим примером опровергаете это утверждение? 

В водоочистке в высшей лиге мы одни – с соответствующим уровнем менеджмента, настройки бизнес-процессов и управления… Те предприятия, которые работают в этой нише в Тюмени, как правило, даже не первая, а вторая и третья лиги

– Все зависит от наличия системы. Если я управляю бизнесом, то привязан к нему коротким поводком. А если выстроен грамотный процесс, уже неважно, кто управляет. Смотрите, сменился премьер Великобритании или президент Америки, что меняется у них в стране? По большому счету ничего, управляет система. То же самое у предпринимателей: если они не создали системы, то и сами не смогут управлять эффективно. И тем более кого-то нанимать, потому что потенциал приглашенного руководителя, как правило, ниже, чем у собственника, иначе он создал бы свой успешный бизнес. Поэтому должен быть прописан четкий алгоритм управления, количество элементов контроля, стратегия развития компании.

– Вам все это удалось сделать?

– Безусловно.

– Не задумывались о франшизе?

– Это очень сложный бизнес, у нас 15 подразделений, мы постоянно мониторим ситуацию на рынке, развиваем технологии для очистки воды, применяем лучшие практики, экспериментируем. Все эти процессы – длинные и сложные, такой бизнес неправильно отдавать на франшизу. Франшиза больше подходит для торговых точек, общепита и т.д.

– В середине 90-х годов вы были на рынке одной из первых компаний по очистке воды, конкурентов, наверное, было мало. Насколько серьезна конкуренция сегодня, и в чем ваши преимущества?

– Мы были первыми и единственными не только в Тюмени, но и в России. А сегодня только в областном центре порядка 200 фирм и фирмочек, которые занимаются водоочисткой. При этом конкурентов у нас нет. Объясню: в футболе, например, существует распределение команд по лигам – высшая, первая, вторая… Так вот, в водоочистке в высшей лиге мы одни – с соответствующим уровнем менеджмента, настройки бизнес-процессов и управления. Плюс трехступенчатый контроль качества выполняемых работ и услуг. И, наконец, наличие службы сервиса, испытательного стенда и своей химической лаборатории. Мы – одна из лучших компаний в России, это было признано на Всероссийском конкурсе в 2011 году, когда мы впервые приняли в нем участие. И сегодня продолжаем совершенствоваться. Большинство организаций, которые занимаются водоочисткой, как правило, не заключают договоров по сервису: продал и забыл. Мы же в 99 процентах случаев продаем систему при условии, что сможем обеспечить ее обслуживание. Чтобы нас поминали только добром. Это политика компании. 

Желание продать компанию было много раз. Так же, как и желание уехать из страны

Те предприятия, которые работают в этой нише в Тюмени, как правило, даже не первая, а вторая и третья лиги. Они не придумывают новых технологий, а применяют уже готовые. Наши инженеры постоянно ездят на разные объекты и видят, что оборудование, которое устанавливают различные водоочистные компании, устарело уже 10 лет назад. Это как «Жигули» первой модели. Новые технологии требуют новых знаний, а это время и расходы. Инвестировать сюда готовы единицы.

– В одном из интервью вы озвучивали цифру: почти 80% всех водоочистных технологий, которые используются в стране, придумали инженеры компании «Кванта+». Как вам удалось набрать таких ценных сотрудников?

– Мы же первые в стране стали масштабно заниматься локальными станциями очистки воды. И в 17 регионах у нас были представительства, в том числе в Белоруссии и Украине. Знаний в этой области на тот момент – ноль. Мы, по сути, начали с продажи американских технологий. Американцы обучали нас правильно продавать, инсталлировать, обслуживать. Но по ходу дела мы увидели, что технологии не всегда работают, где-то излишний запас прочности, что дорого для клиента, где-то наоборот – маленький. Попросили у американских партнеров, чтобы они высылали нам запчасти по отдельности, тогда была бы возможность экспериментировать. Но получили отказ, они настаивали на сотрудничестве в рамках договора. Тогда я понял, что так мы далеко не уедем и открыто заявил: я буду регистрировать другую компанию. В итоге у нас параллельно работали две фирмы: одна под торговой маркой Rain Soft, другая называлась «Альтернативные технологии». Мы начали сами покупать материалы, исследовать их, я взял на работу химика, открыл лабораторию, впоследствии мы ее аккредитовали. Таким образом, начали сами создавать технологии и делиться ими на всероссийских форумах, выставках и т.д. В результате везде до сих пор используют наши наработки, а мы продолжаем исследовательскую деятельность.

– Как работаете с кадрами, молодые дарования присматриваете? 

– Вообще, текучки в компании нет, например, три выпускника кафедры водоснабжения работают у нас от 10 до 18 лет. Разработкой новых технологий постоянно занимаются 4-5 инженеров. Но молодых специалистов тоже примечаем: с той же кафедры водоснабжения студенты работают над нашими проектами, приобретают опыт, глядишь, потом придут к нам в компанию. 

– Сегодня у многих предпринимателей возникает необходимость вложения средств, причем не только в свой бизнес, но и в другие направления. Задумывались ли вы об этом? 

– Да, я инвестирую средства в разные бизнесы, в том числе стартапы. Озвучивать их пока преждевременно.

– Было ли у вас желание продать бизнес и уйти, например, в политику, и поступали ли вам предложения о продаже? 

Я не пью и не курю вообще, нет такой потребности. Если бывают какие-то житейские нагрузки, легко с ними справляюсь, я же психолог. Когда устаю от работы, мне нужно день побыть в тишине

– Желание продать компанию было много раз. Так же, как и желание уехать из страны. Но в какой-то день я задался вопросом: почему меня посещают подобные мысли, и стал анализировать, что лежит в их основе. Оказалось, что никуда уезжать не надо и бизнес закрывать тоже, это вопрос выгоды. Говорят же: хорошо там, где нас нет. Когда я разобрался в ситуации, понял, что те, которые бегут, чаще проигрывают. От добра добра не ищут. Поэтому я просто переформатировался и никуда не поехал. Более того, увеличил свою активность в разы. Поскольку я считал, что мое место не здесь, мои мысли тоже были в другом месте. А когда я вернул их назад, стал гораздо эффективнее распределять свое время. Это один из важных приемов для того, чтобы быть успешным.

Предложения о продаже бизнеса поступали неоднократно, потому что он довольно интересный.

– Как состоятельный человек, позволяете ли вы себе дорогие довольствия: автомобили, самолеты, яхты?

– Никогда не было стремления к предметам роскоши, в приоритете разумность и удобство. Помню, в самом начале бизнеса мои друзья и коллеги на первые заработанные деньги покупали себе дорогие машины, при том что многие жили в общежитии. Мне это чуждо. Первые условно дорогие часы купил в 40 лет – и то под давлением. То же самое и с автомобилем.

– Есть ли у вас зарубежная недвижимость?

– Нет (улыбается).

– Как любите отдыхать?

– Предпочитаю выбирать те места, где у меня есть возможность гулять в лесу, в парках, потому что, как правило, отдых совмещаю с работой: пишу статьи, готовлю очередную книгу. В отпуске обычно много хожу – от 10-20 км в день.

– А в плане географии?

– Обожаю север Италии, там красота: горы, озеро Гарда, нет никакой суеты, и при этом умеренный, нежаркий климат.

– А на лыжах не катаетесь? На севере Италии ведь хорошие горнолыжные курорты…

– Нет, просто гуляю пешком, люблю маленькие городки, там очень добрые и внимательные люди, немного туристов, мне нравится дышать чистым воздухом и общаться с местным населением. Обычно хозяева отелей, ресторанов очень дружелюбны, подсаживаются к нам во время трапезы. Непринужденная душевная беседа нередко переходит в хорошие дружеские отношения.

– Какое еще место произвело неизгладимое впечатление?

– Баку. Мой родной город, город-сказка. Баку называли Неаполем Востока. Хотя для меня Баку и Неаполь – это как Тюмень и Верхняя Пышма. Сейчас в Баку проходят всемирные театральные сезоны, Формула-1, там состоялись первые европейские Олимпийские игры. При этом город очень безопасный, там можно спокойно гулять в любом месте и в любое время суток. Я там периодически бываю, выступаю в университетах с разными темами.

– Как снимаете стрессы, бывают ли они у вас?

– Нет никакого стресса. Помните, как в анекдоте: «Как вы расслабляетесь? – А я не напрягаюсь». Я не пью и не курю вообще, нет такой потребности. Если бывают какие-то житейские нагрузки, легко с ними справляюсь, я же психолог. Когда банально устаю от работы, мне нужно день побыть в тишине, ни с кем не общаться. Я же постоянно работаю в социуме, и от этого тоже нужен отдых.

– Расскажите о своей семье.

– Дочь-студентка, учится на маркетолога, оканчивает тюменский университет, сын-школьник. Была возможность отправить дочь учиться за границу, но я считаю, если ребенок талантлив, он везде возьмет свое. Тем более базовое образование надо получать поближе к дому. Сейчас она думает насчет магистратуры, у нее специальность менеджер, маркетолог. Пишет стихи, рисует, получила хорошее музыкальное образование – лауреат различных конкурсов. И для дочери, и для сына я был спортивным тренером, учил их карате, боевым искусствам. Сыну сегодня 14 лет, и 13 из них он занимается спортом. Сначала у меня, но потом я сломал ногу, была долгая реабилитация. Чтобы ребенок не терял времени, отдал его на айкидо, и за 10 лет он дошел до первого уровня (с 10-го) – это длинный путь. В этом году у него уже будет черный пояс. Кроме того, имеет первый разряд по спортивным танцам, очень интересный собеседник.

– Не готовите детей к тому, чтобы унаследовали ваш бизнес?

– Одно время спрашивал у них: кто продолжит мое дело? Дочь особого желания не изъявила, сын сказал: я готов. Им тогда было 12 и 7 лет. А потом, когда начал заниматься психологией, понял, что не прав, как и многие родители, которые делают детей заложниками своей мечты. Пришел к ним и сказал: вы можете не продолжать мое дело. В любом случае, это будет их выбор, главное, чтобы были счастливы.

– Есть ли у вас принципы воспитания детей?

– Конечно, ничего нельзя пускать на самотек. Первый принцип – традиции. В каждой семье должны быть традиции, как и в каждой стране. Без прошлого нет будущего. Второй – патриархальность. Это не значит, что только отец в семье главный. Главный тот, кто может защитить и обеспечить. И мы не конкурируем с ним, а помогаем, идет следом. То есть всегда нужно выстроить иерархию.

– А если в семье главенствует женщина, это нормально?

– Если есть гармония, понимание и нет предрассудков. Я много лет назад спросил супругу: «Если мы поменяемся ролями, как ты будешь ко мне относиться? – А ты сегодня как ко мне относишься, ведь я сижу дома? – Нормально. – Ну вот и я так же». Каждый делает то, что у него получается лучше, ведь патриархат и матриархат исторически менялись. Сначала люди питались собирательством, и главенствовали женщины, потому что у них это получалось лучше. Потом, когда мужчины стали убивать мамонтов, женщины поддерживали домашний очаг. То есть гендерные различия и физическая сила – не главное.

– Сейчас спортом занимаетесь?

– Конечно, у меня на работе спортзал, занимаюсь почти каждый день: это немного тяжестей, настольный теннис. Каждое утро делаю гимнастику.  Когда отслужил в ВДВ, вернулся и создал свою авторскую школу боевых искусств на базе рукопашного боя, айкидо и карате. Потому что видел, что нашим милиционерам не хватает техники, чтобы задерживать преступников

– Приходилось ли в жизни применять приемы самообороны?

– Если бы я не владел боевыми искусствами, вряд ли пережил бы девяностые. А потом, я же еще работал в милиции, и в своем райотделе был внештатным инструктором по боевому самбо, тренировал наших милиционеров. 

– Середина девяностых – это ведь, действительно, время рэкета. А у вас – успешный бизнес. Что помогло в этот период?

– В первую очередь, наверное, сила духа. Было время, когда по два раза на дню заходили в кабинет, мы арендовали маленькую комнату, пинками открывали дверь с вопросом: кому платишь? Будешь платить нам. И там нужно было либо платить, либо драться.

– Вы дрались?

– Нет, просто вышвыривал «гостей» на улицу. Если они приходили более многочисленной группой, снова выкидывал. Я же фанатично занимался спортом, по 4-6 часов ежедневно, моим кумиром был в свое время Брюс Ли. Отжимался по 500 раз, крутил в руках лом. А в восьмидесятые годы я слыл одним из известных хулиганов города, мне было неинтересно драться с одним, двумя, тремя, лучше сразу – с десятью-двадцатью. Когда отслужил в ВДВ, вернулся и создал свою авторскую школу боевых искусств на базе рукопашного боя, айкидо и карате. Потому что видел, что нашим милиционерам не хватает техники, чтобы задерживать преступников. Свой стиль презентовал в Новосибирске, там был всесоюзный центр рукопашного боя. Меня уговаривали остаться работать в этом центре, но у меня были обязательства в Тюмени: работа в милиции, учеба. Вообще, кулачное искусство для меня переросло в философию, и мне удавалось много конфликтов погасить, не прибегая к рукоприкладству.

– Как назвали свой стиль?

– Стиль Эдуарда Омарова. Я еще три года преподавал его здесь своим ученикам. Потом уволился, занялся бизнесом, и стало не до тренерской работы. Но продолжаю держать себя в форме.

– Ваша главная мечта?

– У меня есть желание быть актуальным для своих внуков – во всех отношениях. Чтобы внук приходил и со мной советовался, неважно в каких вопросах: отстаивания своего авторитета или в математике. Мечтаю стать для них наставником: и спортивным, и духовным.

– Сергей, нынешний сезон для театра юбилейный. В чем это выражается?

– В первую очередь, в том, что нам 160 лет (улыбается). Но мы не чувствуем на себе этот временной груз, поскольку театр не имеет никакого возрастного ценза, он просто живет. И каждый раз ему ровно столько лет, на сколько он себя ощущает. Пожалуй, сезон отличается тем, что проходит больше различных мероприятий и сюрпризов для зрителей. Например, мы запустили спектакли нового формата – «Театр изнутри». 44 актера, которые у нас работают, показывают зрителю закулисную жизнь через свое восприятие. 

– Это фишка именно текущего сезона?

– Да. И даже я не знаю, что придумал каждый артист. Спектакли актеры индивидуально проводят по субботам, на них приходят по 24 зрителя. Это такой часовой спектакль-экскурсия, где человек может пройти по театру, что-то потрогать, где-то поучаствовать и послушать какие-то истории. Главная миссия театра – не заработать, а дать возможность человеку захотеть чего-то большего. Когда у зрителя есть стимул для духовного роста, театр получает импульс к дальнейшему развитию

– Формат пользуется спросом?

– До июня все билеты уже раскуплены. 

– Как театр закончил 2017 год с точки зрения финансовых показателей?

– Как государственное учреждение культуры мы не заточены на получение прибыли, задачи совершенно другие. Тем не менее, год закончили положительно, то есть план, который перед нами ставили учредители, выполнили – и по финансам, и по обслуживанию зрителя. При этом у нас, если сравнить с соседними регионами, довольно высокие цены на билеты. Но людей это не пугает. На мой взгляд, искусство не должно быть дешевым. Билет в кинотеатр стоит 300-400 рублей – на фильм, который давно снят и просто демонстрируется на экране. А у нас живое сиюминутное действо, которое каждый раз происходит по-новому и завтра уже не повторится в точно таком же виде. Это гораздо более сильные эмоции, а именно за них зритель и платит, приходя в театр. 

– И все-таки финансовый план есть?

– Он каждый год формируется от достигнутого ранее показателя. 

– Цифра растет?

– Да, есть регулярный прирост порядка 10-15%. Без этого невозможно, потому что и цены растут, и хочется, чтобы благосостояние актеров было выше. На новые постановки тоже нужны деньги. Но самостоятельно заработать на все это невозможно. Получаемая от билетов выручка обычно не покрывает расходов на прокат и производство каждого спектакля. 

– То есть прибыльный театр – это абсурд?

– Репертуарный? Да, абсурд... Можно много кричать, что вот такой-то театр в Москве, например, зарабатывает безумные деньги, он успешный. Но надо рассматривать каждую структуру в отдельности. Допустим, театр Х, находясь в центре столицы и имея в труппе солидное количество медийных персон, продает билеты по 10-12 тысяч рублей. Да, часть денег, которую он зарабатывает, может быть большой, но никто не считает расходы: содержание здания, зарплата, производство спектаклей… Скорее всего, они весьма немаленькие. Наши расходы примерно соразмерны нашим доходам. Многие спектакли мы выпускаем за счет средств, которые зарабатываем. Финансовое положение труппы и персонала сегодня достаточно хорошее. 

Можно поставить какую-то легкую комедию, водевиль и обеспечить полный зал людей, потому что это ставка на массового зрителя. Но есть риск стать заложниками легких жанровых спектаклей

– Какова средняя зарплата в театре?

– Не буду говорить, просто не хочется, чтобы соседние регионы завидовали потом нашим артистам (улыбается). Оклады по театральным меркам высокие, и они соответствуют тем нормативам, которые озвучивал президент: зарплата работников социальной сферы, к которой относится и театр, должна быть на уровне средней в регионе. А у нас некоторые специалисты получают и выше. Особенно актеры, которые активно заняты в репертуаре. 

– Артисты относятся к бюджетникам?

– Да, это бюджетная сфера. Говорят о том, что в ближайшее время, возможно, нас выведут из-под «социалки», и мы будем больше относиться к профессиональному искусству, как отдельный вид деятельности. 

– Многие ли актеры совмещают работу в театре с какой-либо деятельностью на стороне? Это допустимо?

– Мы не запрещаем работать в других организациях, понимая, что каждому хочется получать гораздо больше. Главное, чтобы это не влияло на процесс внутри театра. К счастью или к сожалению, у нас мало артистов, которые снимаются в кино, как, например, Николай Аузин. Когда он уезжает, приходится заранее планировать график спектаклей с его участием. А так, думаю, процентов 20 нашей труппы где-то подрабатывает. 

– А с Николаем как выходите из положения, он же ведущий актер?

– Когда он снимался в своем первом фильме, мы практически на каждую его роль нашли дублера, кроме тех, где вообще невозможно это сделать, например, в «Трех товарищах». Кроме того, обычно так составляем репертуар, чтобы спектакли с участием Аузина шли в дни, когда у него выходные от съемок. Он прилетает, играет блок и улетает обратно. Но если бы у нас было 2-3 Аузина, не знаю, как бы мы справились (улыбается).

Был период, когда большая часть труппы снималась в фильме «Тобол», слава богу, основные съемки выпали на лето, когда театр работает не очень активно. Тем не менее, мы подстраивали репертуар под группу артистов, которые мотались туда-сюда каждый день. Несколько спектаклей пришлось отменить или заменить на другие. Тюмень как была, так и остается купеческим городом. Зрители хотят простые, понятные, академическим способом сыгранные спектакли. Как только театр начинает экспериментировать, многие возмущаются: «Что это?»

– От чего зависит финансовый успех спектакля?

– Это очень сложный вопрос. С одной стороны, как я уже говорил, театр не заточен на получение прибыли. С другой, можно поставить какую-то легкую комедию, водевиль и обеспечить полный зал людей, потому что это ставка на массового зрителя. Но есть риск стать заложниками легких жанровых спектаклей, умный человек будет ходить на них очень редко, и театр скатится в дешевую антрепризу. Был период, когда мы испытали это на себе – ушли в комедийную составляющую и потеряли большое количество думающей публики. И нам потребовалось 5 лет, чтобы повернуть ситуацию в другую сторону. Сегодня у нас полные залы, причем это и молодежь, и люди с высшим образованием, стало приходить больше мужчин. Очень приятно, когда на тяжелейший спектакль «Господа Головлевы» идут молодые люди и потом спрашивают, где можно купить книгу. Потому что главная миссия театра – не заработать, а дать возможность человеку захотеть чего-то большего. Когда у зрителя есть стимул для духовного роста, театр получает импульс к дальнейшему развитию. А если качественная составляющая аудитории падает, театр разрушается. 

– Получается, зритель театра молодеет?

– Мы приложили к этому все усилия, для нас было важно доказать молодой аудитории, что театр гораздо интереснее кино, интернета, мобильного телефона. Активно работаем в соцсетях, в каждой из них у нас есть группа с достаточно большим количеством подписчиков. И чтобы проанонсировать какое-то мероприятие, достаточно просто сделать пост, его сразу увидят 20-30 тысяч человек. Мы практически перестали тратить деньги на наружную рекламу, массмедиа. Плюс у нас есть акции для студентов: билет за 100 рублей. В кассу бывают очереди, которые выходят на улицу. Так что молодежь в театр идет. 

– Составляются ли своего рода рейтинги успешности спектаклей? Чтобы выявить потребности зрителя?

– Все очень просто: мы смотрим на продажу билетов. Правда, спектакль спектаклю рознь. Взять «Дни Турбиных». Он не для развлечения, но если в зал пришло хотя бы 100 человек, значит, все нормально. Я вообще не рассматриваю варианты снятия спектакля из репертуара из-за малого количества зрителей. К примеру, пришли 10 человек, что, они не имеют права посмотреть постановку? Раньше в театрах существовала практика – если зрителей меньше 50-ти, спектакль отменяли, сейчас такого нет. Мы можем привлекать людей различными акциями, но сворачивать спектакль нельзя, это удар по имиджу театра. Не думаю, что мы вправе решать судьбу постановки, основываясь только на финансовых показателях. Вот висит картина в музее, и все говорят, что она плохая. А через какое-то время понимают – это гениально! Надо дать людям время оценить проект. Гораздо проще снять спектакль, чем поставить такой, который постепенно приучит умного зрителя ходить в театр. Я могу свернуть постановку по художественным соображениям, если вижу, что артисты уже не так работают, декорации пообтрепались, или актуальность теряется. Мы каждый год расстаемся с каким-то старым спектаклем, потому что просто приходит время. И нам жалко каждый из них, потому что это наши дети, которых мы рожаем с муками, потом растим и воспитываем. Иногда сами, к сожалению, разрушаем постановку, особенно это касается комедий, поскольку идем на поводу у зрителя и начинаем привносить туда собственные эмоции и придумки. После этого спектакль зачастую разваливается. Как только артист начинает думать, что он умнее режиссера, ничего хорошего не жди. 

– Обновление репертуара происходит по плану?

– Да, у нас есть план, который основывается на нашем видении дальнейшей жизни театра. Когда наша команда сюда пришла, мы за первые три года практически полностью обновили репертуар. То есть сняли с показа 30 спектаклей и столько же поставили. Сейчас, конечно, делаем это с меньшей активностью, потому что все уже налажено, и театр работает как часы. В среднем ставим по 3-5 спектаклей в год, столько же убираем. Всего в репертуаре их сейчас 32. 

– Решение об утверждении спектакля в репертуаре в конечном итоге принимаете вы, как художественный руководитель, или это происходит коллегиально?

– Обычно вместе с командой. Дальше, в процессе постановки, наблюдаем за поведением актеров, чтобы не было конфликтных ситуаций, потому что это процесс живой. На сдаче присутствует руководство Концертно-театрального объединения Тюмени, специалисты, которым мы доверяем. Иногда СМИ и профессиональные зрители, например, студенты Института культуры. Смотрим на реакцию, учитываем различные мнения. Но еще не было ни одного случая, чтобы после сдачи спектакль не вышел. Бывает, нам он не очень нравится, а публика идет валом. Нередко я понимаю, что недооценивал постановку, после того как посмотрю ее раза три-четыре. Потому что сразу сложно учесть все нюансы восприятия. Поэтому мы никогда не принимаем решения одномоментно, даем себе время переварить увиденное. Как говорят профессионалы, спектакль нужно посмотреть в первый день и через 10-12 показов. Может быть, только на десятый раз артисты поймут, что они делают на сцене. Из реквизита – пара табуреток и какая-нибудь ширмочка. Я на такие спектакли не хожу и никому не советую. Зачем платить 5 тысяч рублей за билет, когда за 500 в нашем театре ты получишь гораздо больше?

– Как известно, в театре нет главного режиссера, они приглашаются на разовые постановки. Насколько такая модель себя оправдывает, и во многих ли театрах страны она используется сегодня?

– Везде по-разному, все зависит от руководства. Если в театре просто директор, который обладает только финансовым образованием, ему сложно разбираться в вопросах театра, искусства, и он приглашает главного режиссера. Где-то один человек, художественный руководитель, совмещает директорство и должность главного режиссера. Так работал, например, Олег Табаков. У нас своя модель, и она тоже практикуется в некоторых театрах. Ее преимущества в том, что, во-первых, это экономически выгоднее. Содержать одного человека накладнее, ему надо платить зарплату и бонусы за постановки, плюс налоги. На эти деньги мы можем пригласить, допустим, четырех хороших режиссеров, которые поставят нам четыре сильных спектакля. Во-вторых, артисты обучаются разным стилям режиссуры, общаются с интересными мастерами. А один главный режиссер может элементарно гнуть свою линию, использовать в постановках один круг актеров и т.д. 

– Как отбираете режиссеров?

– По отзывам, личным знакомствам, спектаклям. Я приверженец питерской школы, поскольку там учился. Она более глубокая, философская, вдумчивая, нежели московская. Команда, как правило, разделяет мои взгляды, но если кто-то не согласен, имеет право высказаться. Мы вместе спорим, обсуждаем, и я вполне могу согласиться с решением, которое мне, допустим, предлагает команда. Тем не менее, в свое время мы определили общую стратегию, и согласно ей двигаемся. 

– Почему некоторые успешные спектакли не повторяются? Например, «Снежная Королева»?

– Мы не детский театр, и поэтому не играем детские спектакли регулярно, к тому же они требуют от актеров еще большей отдачи. Но мы активно их показываем для организованного зрителя – по заказу школ ежемесячно даем по 3-5 разных постановок, и в том числе «Снежную Королеву». Мы ее после Нового года сыграли уже раз 20, просто этих спектаклей нет в афише, и обычный зритель их не видит.

– По-моему, в вашем репертуаре маловато современной драматургии?

– Я не вижу большого количества авторов, которые могли бы заменить Чехова, Достоевского. Хотя современная драматургия у нас присутствует. Например, Константин Стешик» – это на сегодня один из самых востребованных авторов. У нас есть экспериментальный спектакль ужасов «Грязнуля», мы играем его в 8 вечера. Люди ходят в принципе неплохо, но отзывы разные. Дело в том, что Тюмень как была, так и остается купеческим городом. Зрители хотят простые, понятные, академическим способом сыгранные спектакли. Как только театр начинает экспериментировать, многие возмущаются: «Что это? Я открываю книжку, а там все не так». А если делать упор на современных авторах, начнутся проблемы с посещаемостью. Но, повторюсь, такие постановки есть, это тот же «Метод Гренхельма», «С любимыми не расставайтесь», «Анна Франк». Просто мы очень тщательно отбираем подобные пьесы. 

– Почему в драмтеатре практически не бывает приезжих антрепризных спектаклей, в отличие, к примеру, от филармонии?

– Все просто: у нас 765 мест, а в филармонии – 1200. И, естественно, тот, кто везет спектакль, заинтересован в получении большей прибыли. В драмтеатре придется устанавливать стоимость билетов по 15 тысяч рублей, а в филармонии – достаточно 10 тысяч. Зритель охотнее пойдет за меньшие деньги, это понятно.

– Как вы относитесь к подобным спектаклям?

– Антреприза антрепризе рознь. Когда приезжает полноценная труппа, как обычно практикует театр Вахтангова, то нужно идти, потому что поехать в Москву и посмотреть там спектакль за 12 тысяч рублей не у каждого получится. Вот сейчас привезут «Дядю Ваню». Если это полноценный качественный репертуарный спектакль с полным оформлением – надо смотреть. Другое дело, когда в антрепризе собрались несколько актеров, которые часто мелькают в кино или в телевизоре, ждать здесь качества вряд ли стоит. При всем при том они органичны, будут хорошо рассказывать текст, благо, выучили его, пока летели в самолете. Из реквизита – пара табуреток и какая-нибудь ширмочка. Я на такие спектакли не хожу и никому не советую. Зачем платить 5 тысяч рублей за билет, когда за 500 в нашем театре ты получишь гораздо больше? Да, там не будет какой-нибудь мини-звезды, которая вчера сидела в «Доме-2», но это не главное в спектакле, поверьте.

– Что для вас легче: играть на сцене или руководить театром?

– Одинаково. Иногда быть директором легче, чем выходить на сцену, потому что здесь можно передохнуть, похалтурить, уйти в другую комнату, закрыться и посидеть. На сцене ты никуда не денешься, потому что на тебя смотрит зритель. 

– Насколько я знаю, драмтеатр регулярно участвует в российских фестивалях, а в международных?

– Тоже участвуем. Просто это не всегда подразумевает поездку за границу. Многие фестивали, допустим, «Новосибирский транзит» – международные, то есть туда приезжают театры из-за рубежа. На сцены других стран мы, к сожалению, не ездим, это связано с финансовыми и организационными вопросами. Потому что перевезти труппу даже в 50 человек проблематично, это 2-3 фуры декораций, проживание, суточные и т.д. Меньшим составом выезжать не получается, поскольку 13 артистов обслуживаются 40-ка работниками театра. Самые простые гастроли могут обойтись минимум в миллион рублей. И не факт, что мы там заработаем эти деньги. Мы едем только тогда, когда есть хоть какое-то финансовое обеспечение – Министерство культуры или наше правительство дают грант, либо что-то оплачивает приглашающая сторона. В советское время существовали театральные карусели, когда театры ездили друг к другу по кругу, и все это финансировалось партией и правительством – прекрасно. Мы каждое лето были на гастролях: с конца мая до середины августа. Сейчас дай бог раз в год съездить куда-нибудь на неделю. И это плохо, потому что каждая площадка дает новые эмоции и нового зрителя, артисты всегда возвращаются с гастролей одухотворенными. А когда сидишь на одном месте, тихо превращаешься в болото.

– Но какие-то программы обмена ведь сейчас существуют?

– Есть федеральная программа «Большие гастроли», например, в этом году мы едем в Улан-Удэ, а улан-удинский драматический театр приезжает в Тюмень. Обмен не прямой, мы у них будем в октябре, они у нас – в августе. Когда к нам приезжают коллеги, мы обычно отдаем им большую сцену, а сами работаем на малой, проводим репетиционный период.

– Ведется ли какая-то образовательная деятельность на базе театра?

– У нас есть детская театральная студия, в которой занимается огромное количество ребятишек. Ведет ее Николай Аузин, и вместе с ним еще несколько актеров нашего театра. Они не просто занимаются с детьми, но и готовят программы, спектакли, плюс дети участвуют в наших акциях, которые мы организуем для зрителей. Помимо этого, проводим открытые уроки для школьников: они приходят к нам на спектакли, а после мы встречаемся и вместе обсуждаем увиденное. Также у нас есть спектакли, которые ставятся по произведениям школьной программы, например, «Олеся» Куприна, «Гроза» Островского. Они созданы по академическим канонам, а поскольку дети мало читают классику, у них есть возможность посмотреть ее на сцене. Школы целенаправленно привозят ребят на эти постановки. 

– Любимая роль, которую вы сыграли?

– Мольер. 

– Любимая несыгранная роль?

– Я не сторонник мечтать о том, чего у меня не было. 

– Как часто сами ходите в театр, если не брать во внимание свой?

– В Тюмени редко, в основном когда езжу куда-то… Петербург, Москва, сколько дней там нахожусь, столько и хожу. 

– Последний спектакль, который наиболее впечатлил?

– «Гамлет» Бутусова, театр Ленсовета. 

– Можете назвать 3-5 российских актеров высокой величины?

– Машков, Миронов, Золотовицкий, можно перечислить половину МХАТа. На самом деле, я хожу не на актеров, а именно на спектакль. Я иду в МХАТ, и для меня важны командность, контекст всей постановки. Точно так же как в Питере мой любимый театр – театр Ленсовета, в котором до последнего времени работал режиссер Бутусов (сейчас ушел). Думаю, без него театр погибнет.

– Начнем с вопроса присоединения ВТБ24 к ВТБ, прошло уже два месяца, можно сказать, что период адаптации закончился?

 – Любое слияние банков не может протекать быстро. В нашем случае в течение всего года будут происходить интеграционные процессы. Но в принципе, самый острый пик мы пережили, все нормально функционирует.

– Что было самым болезненным?

– Объединением занималась большая команда специалистов, еще в прошлом году несколько этапов запустили в тестовом режиме, поэтому не скажу, что были какие-то болезненные вещи. Ни сотрудники, ни клиенты не испытывали особого дискомфорта.

– Были ли сокращения среди сотрудников? 

– Ни одного изменения в штатных расписаниях тюменских офисов не было связано с объединением. Определенные перемены происходят каждый год: где-то мы добавляем людей, из каких-то подразделений сотрудники сокращаются в рамках оптимизации. Но это естественный процесс.

– Как отразилось слияние на структуре работы тюменских офисов?

– В 2018 году принято решение оставить две вертикали управление сетью в рамках страны: корпоративная (обслуживание юридических лиц) и розничная. Розничным бизнесом в Тюмени управляю я, корпоративным – Наталья Белокопытова. Но в принципе, ребята, которые занимались соответствующими направлениями в ВТБ24, продолжают работу в том же ключе. По большому счету, поменялась только вывеска, визитки и реквизиты банка. Плюс идет обновление продуктовой линейки.

– Какие задачи стоят лично перед вами и розничной структурой на 2018 год?

– Задачи универсальные: стать банком номер один в стране. И для этого в регионах нам нужно значительно прирасти по доле рынка. В рамках розничного бизнеса это кредитные и пассивные продукты. Также важный момент – повышение эффективности работы, мы постоянно занимаемся тем, что снижаем затраты и пытаемся максимизировать прибыль.

– Назовите главные инструменты снижения затрат.

– Их довольно много, начиная с сокращения бумажного документооборота и заканчивая повышением финансовой эффективности каждого сотрудника. Также пытаемся повышать эффективность розничной сети при помощи ИТ и управленческих процессов.

– Сегодня много говорят о применении Big Data (большие данные) в крупных корпорациях. Насколько технология актуальна для ВТБ?

– Вообще, Big Data – это та реальность, в которой живет любой из крупных федеральных банков, потому что нам необходимо обрабатывать огромное количество информации. Как и любую другую технологию анализа данных Big Data будем активно применять. Она уже используется в большом количестве секторов – начиная от принятия решений по кредитованию и заканчивая анализом эффективности работы разных подразделений.

– Если продолжить тему инноваций, какие еще направления станут трендом 2018 года? Я всегда стараюсь находить и продвигать талантливых ребят, которые у меня в подчинении. Более того, не боюсь брать на работу людей, если они в чем-то меня превосходят

– Безусловно, мобильный банк и возможность использования удаленных каналов. Это приоритетное направление развития банка на ближайшие несколько лет. Уже сейчас порядка 40% продаж у нас происходит через удаленные каналы: звонки, интернет-банкинг, сеть терминалов, банкоматы. Благодаря расширению функций онлайн-каналов у нас снижается количество очередей и повышается удобство обслуживания. По многим операциям клиентам скоро вообще не придется ходить в офис банка. Плюс у нас активно развивается консьерж-сервис от ВТБ. Это различные нефинансовые инструменты для наших клиентов, например, помощь в приобретении авиабилетов, бронирование гостиницы, заказ цветов и т.д.

– К слову, в Сбербанке недавно запустили кредиты онлайн для бизнеса. Они акцентируют внимание на том, что это уникальное предложение на рынке. ВТБ в ближайшее время планирует подобное?

– Обозначать сроки – неблагодарное дело, но мы в этом направлении работаем. Нам интересна возможность сократить количество приходов клиента за услугой в офис. Это касается и кредитов. Мы уже сейчас можем удаленно открывать вклады, управлять ими, перебрасывать деньги на накопительные счета, подключать опции. Кредиты требуют чуть более глубокой юридической и интерфейсной проработки.

– Насколько я знаю, ВТБ сейчас внедряет технологию биометрии в работе с клиентами?

– Да, банк ВТБ поддержал инициативу Банка России и Минкомсвязи по биометрической идентификации клиентов. Мы активно участвуем в пилотировании проекта и совместно с Ростелекомом провели специальные исследования на базе наших отделений по сбору биометрических данных. Эта технология пока еще уникальна, методика позволит нашим потенциальным клиентам без визита в офис банка и находясь в любой точке России, оформить необходимый продукт. В этом году технология будет запущена.

– У крупнейшего банка страны на фоне модернизации офисов закрываются отделения банка в сельских районах, в глубинке. Характерна ли такая же тенденция для ВТБ?

– Во-первых, группа ВТБ включает в себя также Почта-банк, и его инфраструктура в рамках объединения сейчас также может быть использована всеми клиентами группы. Мы видим перед собой возможности интеграции в удаленные регионы. Но здесь многое зависит от конкретного региона и наличия в нем бизнеса. Если он расширяется, то увеличивается и инфраструктура офисов ВТБ. Что касается Тюмени, в прошлом году мы открыли один дополнительный офис, в четвертом квартале 2018-го появится еще один. Итого их будет 13. 

Центробанк не делает ничего сверхъестественного, просто выявляет нарушения. Как только ментальность российского банкира станет такой, что людям будет безопасно хранить деньги в региональных банках, их количество однозначно вырастет. Возможно, перевалит за тысячу

– На недавней банковской конференции в Тюмени отметили, что доля государства в банковском секторе России достигла 70%. На ваш взгляд, это нормально?

– Такова объективная реальность, и нет смысла обсуждать, хорошо это или плохо. Если рыночные механизмы привели к подобной ситуации, значит, тому есть веские причины. Главное, чтобы у населения было доверие к банковскому институту, поскольку тогда деньги не будут лежать под подушкой, а принесут пользу экономике страны.

– Как вы относитесь к сокращению банков в России на фоне оздоровления?

– Это естественный процесс, по которому идет Центральный Банк. Ведь его задача – обеспечить стабильность банковской системы.

– На сегодняшний день в США порядка 7000 банков, в Великобритании – около 200. У нас пока более 500, но их количество сокращается. Получается, мы движемся по британскому пути? Вообще, есть ли у кого-то понимание, сколько банков для России оптимально?

– Думаю, Минэкономразвития будет счастливо слышать о британском пути (улыбается). Если серьезно, то на этот вопрос нет ответа. Центробанк не делает ничего сверхъестественного, просто выявляет нарушения. Как только ментальность российского банкира станет такой, что людям будет безопасно хранить деньги в региональных банках, их количество однозначно вырастет. Возможно, перевалит за тысячу. Но пока регулирование только на пользу рынку.

– Сегодня в 12 регионах России вообще нет местных банков. По мнению президента Ассоциации банков России Георгия Лунтовского, это негативно влияет на конкуренцию, ведь наряду с крупными игроками должны быть и мелкие?

– Неправильно приравнивать мелкие банки к региональным. Есть категория небольших кредитных учреждений, но они могут находиться и в Москве. А есть такие огромные региональные банки, которые по размеру чистой прибыли могут потягаться и с федеральными.

– Я имею в виду банки, ассоциирующиеся с регионом. Которые развиваются в рамках города или области.

– Моя позиция неизменна: если банк действует в рамках правового поля, то он нужен региону. И есть большое количество крупных региональных структур, которые ведут бизнес абсолютно цивилизованно.

– В 2012 году вы заняли первое место в конкурсе «Лучший по профессии» в номинации «Лучший руководитель внутреннего структурного подразделения». Какие принципы руководства для вас самые важные?

– Успех любого руководителя – это, прежде всего, команда, с которой он работает, каким бы профессионалом он ни был. Я всегда стараюсь находить и продвигать талантливых ребят, которые у меня в подчинении. Более того, не боюсь брать на работу людей, если они в чем-то меня превосходят. Очень важно привлекать специалистов, которые дополняют твои профессиональные знания. И когда кто-то из них выигрывает конкурсы или уходит на повышение в другие офисы банка, я очень этим горжусь, поскольку прикладываю руку к их развитию. Второй принцип – абсолютная нетерпимость к злоупотреблениям и неотвратимость наказания. Я никогда не буду замалчивать подобную ситуацию. Ну и еще одна важная вещь – нужно любить свою работу. Стараюсь привить эту мысль своей команде. Человек успешен тогда, когда занимается любимым делом. 

В 2012 году Гариф Ромашкин занял первое место в конкурсе «Лучший по профессии» в номинации «Лучший руководитель внутреннего структурного подразделения»

– Чем чаще пользуетесь: кнутом или пряником, и от чего это зависит?

– Я бы рад сказать, что 50 на 50, потому что нужен здоровый баланс. Но по складу характера все-таки чаще пряником. Если наказываю, то за проступки, которые несут последствия как для работника, так и для команды. На определенном этапе ошибку могу простить, но если она повторяется или делается осознанно, кнутом достанется очень хорошо. Вообще, мне кажется, позитивная мотивация для молодого поколения сотрудников (Z и Y) работает лучше. Ребята любят общественное признание. А поскольку банк обновляется, таких специалистов все больше. Но без кнута в определенных ситуациях все равно не обойтись.

– Когда вы стали региональным управляющим офиса в группе ВТБ, пришлось ли формировать свою команду? Согласны ли с утверждением, что каждый руководитель подбирает персонал под себя?

– В Тюмени была сильная команда, большинство специалистов работает до сих пор. При этом у нас в структуре любой руководитель имеет возможность часть сотрудников по согласованию перевести за собой. Если это горизонтальная ротация. Безусловно, я тоже этим воспользовался. Есть категория начальников, которые могут сработаться с любым человеком. Я к таким не принадлежу: с одними нахожу общий язык быстро, с другими – не очень.

– Должен ли современный руководитель пройти все ступени карьерной лестницы, или можно стать эффективным управленцем, имея за плечами хорошее образование, степень MBA?

– Просто так руководителем стать невозможно, никакое образование тут не поможет. Это как шахматы: можешь их хоть 30 лет изучать в теории, но если сам не поиграешь, не освоишь. Работа руководителем – навык, который нужно годами совершенствовать и развивать. Базовые знания – это хорошо, но на них необходимо накладывать опыт.

– Расскажите о своих карьерных амбициях, чего хотелось бы достичь?

– Пока мне хочется сделать банк ВТБ лучшим в городе и в регионе. Дальше будет видно. Я часто привожу такой пример: есть жизнь по принципу схемы, а есть по принципу картины. В первом случае человек имеет в голове определенный план и просто отмечает то, что уже произошло. А во втором словно рисует картину: сначала ухо, потом очертания головы, глаза и т.д. В вопросах карьеры я скорее придерживаюсь второго метода. Сейчас передо мной есть конкретные задачи, дальнейшие шаги будут зависеть от ситуации.

– Вы стали чуть ли не первым тюменцем, который за последние 10 лет возглавил два крупнейших банка в регионе. На ваш взгляд, имеет ли значение, местный управленец у руля региональной банковской структуры или варяг?

– Я знаю, что есть несколько федеральных ведомств (не банков), которые принципиально не ставят руководителями региональных структур местных управленцев. Потому что это, во-первых, почва для коррупционной составляющей, во-вторых, взгляд изнутри, который часто зашоривается. С другой стороны, есть крупный бизнес, где, наоборот, важна привязка «к земле», знакомство с администрацией региона, местной элитой, силовыми структурами. То есть многое зависит от отрасли. Если говорить про банковский сектор, то аргументация против заключается в том, что деловые связи в родном городе могут помешать человеку принимать объективные решения. Это касается и кредитов, и кадровой политики. Я сам через это прошел, и знаю, о чем говорю. Иногда мне сложно отказать знакомым из властных структур в каких-то просьбах, «варягу» в этом плане было бы легче. Но если региональный управляющий абстрагируется от «окруженческих» факторов, проблем не будет. Главное – объективность в принятии решений. Нужна зрелость, чтобы ассоциировать себя, прежде всего, с корпорацией, а не с регионом. Есть много примеров, когда региональный управляющий эффективно справляется со своими задачами, ведь плюсы тоже очевидны: ты знаешь местный бизнес, специфику региона, не требуется время для адаптации. Поэтому я считаю, что допустимы оба варианта.

– Готовы ли вы к переезду из Тюмени, если, к примеру, предложат возглавить банк в другом уголке страны?

– Я люблю наш регион, считаю его одним из лучших в России и пока не хочу никуда переезжать. Тем более, как уже сказал выше, у меня есть вполне конкретная задача на той позиции, которую занимаю. Но зарекаться с моей стороны тоже будет неправильно, теоретически все возможно.

– Известно, что вы любите путешествовать. Какие страны уже посетили, и где хотелось бы еще побывать?

– Мечтаю о карте, на которой можно было бы закрашивать страны, в которых я был (улыбается). Думаю, рано или поздно куплю себе такую. Посмотрел уже немало стран, я очень люблю новые эмоции. Но при этом предпочитаю ездить по классическим странам, я не Артемий Лебедев, который забирается в дальние дали, где вообще никогда не видели туристов. Пока не был в Южной Америке, в Австралии и Африке.

– Какая страна оставила самые яркие впечатления?

– Таких много. В прошлом году побывал в США, очень давно хотел туда слетать. Страна, люди, ментальность – все очень отличается от России и вызывает живой интерес. Плюс эти пейзажи из фильмов, малоэтажная Америка – эмоций масса.

– По России путешествуете?

– Да, это либо командировки, либо отдых с друзьями. Я катаюсь на сноуборде, и, конечно, уже побывал на всевозможных горных курортах. До недавнего времени любимым был Шерегеш, потому что там целина, свобода, большое количество трасс. Но последние пару лет понимаю, что влюбился в Сочи, в начале марта катался на Розе Хутор. По-моему, сейчас это лучший горнолыжный курорт в стране. На сноуборде стою уже 12 лет, начинал на наших Воронинских горках. Хотя я не экстремал и очень консервативно подхожу к процессу, сто раз подумаю, прежде чем развивать на доске высокую скорость, быстрее 65 км в час не езжу. Некоторые лыжники разгоняются до 99 км/ч, мне даже страшно подумать об этих цифрах. Сноуборд для меня – возможность переключиться: горный воздух, красивые пейзажи, если с погодой повезет, то можно даже позагорать на горе. 

Если наказываю, то за проступки, которые несут последствия как для работника, так и для команды. На определенном этапе ошибку могу простить, но если она повторяется или делается осознанно, кнутом достанется очень хорошо

– Стрессы бывают?

– Думаю, они случаются у любого руководителя. Мои связаны с сотрудниками, клиентами, программным обеспечением – всегда что-то может пойти не по плану. К сожалению, я пока не умею дистанцироваться от того, чем занимаюсь, и воспринимаю успехи или неудачи в бизнесе как нечто личное. Снимаю стрессы очень просто: тренажерный зал, бег, плавание…

– То есть ведете здоровый образ жизни?

– Нет, такое утверждение с моей стороны будет лукавством. В частности, я нерегулярно и неправильно питаюсь, а это, кстати, напрямую связано со стрессами (улыбается).

– А вредные привычки?

– Если вы про курение, то нет, а что касается алкоголя… мы живем в стране, где это не считается вредной привычкой (смеется). Полностью от него отказываться не вижу смысла, главное – не злоупотреблять.

– Вы кандидат социологических наук, означает ли это, что в какой-то момент планировали связать свою жизнь с наукой?

– Большая часть моей семьи так или иначе связана с наукой. Для меня еще с университета было абсолютно естественным понимание, что после окончания поступлю в аспирантуру, буду частично преподавать в вузе и напишу диссертацию... В семье это даже не обсуждалось. Научная работа помогла мне научиться системно мыслить, а это одно из ключевых качеств для управленца.

– Какая тема диссертации?

– Тема, может, и не напрямую связана с банкингом – «Институционное доверие». В то время я принимал участие в социологическом опросе, обрабатывал данные, и была возможность использовать эту базу для своей работы. Но напрямую и всерьез связывать свою жизнь с наукой не планировал. По диплому я информатик-экономист, окончил институт информатики и компьютерных наук ТюмГУ с красным дипломом, и он мне не особо пригодился.

– А когда поступали, кем планировали стать?

– Программистом, мне это всегда нравилось в школе, и я люблю математику. Ключевая задача была поступить на бюджет, в основном по финансовым причинам, и очень активно мы всей семьей готовились, начиная с 9 класса. Я с перепугу поступил в 3 университета на бюджет, пришлось выбирать по удаленности от дома. Студенчество – одно из самых светлых воспоминаний моей жизни. В этот период у меня появились друзья, в принципе произошло мое становление как человека, как личности и профессионала. Работать начал со второго курса – сначала программистом, потом попал в банк. К моменту окончания университета я уже имел определенную должность в банке, опыт работы и клиентскую базу.

– Родители до сих пор в научной среде?

– Мама – профессор в ТюмГУ. Она всегда была связана с научной деятельностью и преподавала, а папа – учитель музыки в сельской школе. И вот на таком стыке математики и музыки меня воспитывали (улыбается). В школе учили математике, а вне школы – игре на фортепиано. К счастью, в музыкальной школе я не доучился, потому что те, кто ее окончили, вспоминают как страшный сон. А я иногда подхожу к инструменту. Недавно один из друзей попросил меня выступить у них на мероприятии, я разучил Лунную сонату.

– За культурной жизнью города следите?

– Да, вчера был на концерте Бутусова. Мне нравится разная музыка, начиная от группы «Ленинград» и заканчивая Бутусовым. Очень люблю наш театр. Я там пересмотрел все, что только можно, это хорошее времяпрепровождение, которое побуждает думать.

– Насколько я знаю, вы еще и фехтованием занимались?

– Я КМС по фехтованию, правда, это давно было, еще в университете. Учился этому искусству в студенческих кружках, причем фехтовал не на рапирах, а на саблях. А еще люблю гольф. Когда куда-то уезжаем, всегда стараемся найти поле с друзьями. С удовольствием играю на досуге в волейбол. Но вообще, такого увлечения, которое бы занимало все мое свободное время, нет.

– В чем храните сбережения и какие инструменты инвестиций предпочитаете?

– Я не инвестирую в другие валюты, все в рублях. Пользуюсь тремя инструментами: есть накопительный счет – это возможность в ВТБ получать проценты на остатки по счету, практически все зарплаты и все поступления отправляются туда. Более долгосрочная инвестиция – накопительное страхование жизни. Плюс паевый инвестиционный фонд, как форма участия в фондовом рынке. Я прекрасно понимаю, что там доходность выше, чем на накопительном счете и банковском депозите, но заниматься лично торговлей просто нет времени. К тому же нужно быть большим профессионалом, чтобы принимать решения, поэтому коллективная форма инвестиций в фондовый рынок для меня сейчас оптимальна.

–  Почему накопления только в рублях?

– Я не считаю валюту предсказуемой, это мое личное отношение к этой форме инвестиций. Я просто покупаю ее для путешествий, а потом трачу за границей. 

— На днях ТПП ТО отметила свой 25-летний юбилей. Как отпраздновали день рождения? И вообще, на юбилей принято подводить итоги, насколько вы сегодня удовлетворены уровнем развития структуры?

— К 25-летию мы запланировали различные мероприятия, которые пройдут до конца года. Хотим, чтобы событие запомнилось предпринимательскому сообществу региона. Что касается уровня развития компании, я считаю, настоящий руководитель никогда не может быть полностью удовлетворен. Так, чтобы сказать – мне все нравится, больше можно не напрягаться. Нам еще многое предстоит сделать, есть понимание стратегии развития на ближайшие 5-10 лет.

— Мы с вами общались год назад, и вы отмечали, что 2016 год ознаменовался угасанием деловой активности, снижением ликвидности бизнеса, это отразилось и на выручке Торгово-промышленной палаты, особенно в первой половине года. Изменилась ли картина в 2017-м, и каковы особенности текущего года с точки зрения предпринимательского климата в регионе?

 — Общие тенденции в лучшую сторону не изменились, кризисные явления продолжаются повсеместно, во всех сферах экономики. Покупательский спрос по-прежнему снижается. В таких условиях мы стараемся быстро диверсифицировать свою деятельность, разрабатываем новые виды услуг, которых раньше не было. Думаю, в этом секрет нашей живучести (улыбается). Наша доходность по сравнению с прошлым годом даже немного увеличилась. Относительно предпринимательского климата в Тюмени я, наверное, не ошибусь, если скажу, что он лучший в России. По-прежнему в больших объемах осуществляется господдержка бизнеса, такого нет ни в одном из регионов страны, а их у нас 83. Дай бог, чтобы такая политика продолжалась и дальше, это позволит не только пережить сложные времена, но и заполнить новые ниши рыночной экономики.

Покупательский спрос по-прежнему снижается. В таких условиях мы стараемся быстро диверсифицировать свою деятельность, разрабатываем новые виды услуг, которых раньше не было. Думаю, в этом секрет нашей живучести — Вы много общаетесь с предпринимателями, если взять малый бизнес, что говорят люди, какие проблемы для них наиболее острые?

 — Самая большая проблема была, есть и остается – это доступность финансовых ресурсов. Процентная ставка высока, а условия получения кредитов вообще невыносимые. Второй серьезный момент – сбыт продукции. Раньше рынок ориентировался в своём развитии на внутреннее потребление, считалось, регион сам переработает все то, что производит, и это был отчасти ошибочный подход. На самом деле, у нас есть перепроизводство и проблемы системной организации сбыта за пределами области и страны. Сейчас мы активно работаем над тем, чтобы создать такую инфраструктуру. Это не только продуктовая группа товаров, но и промышленная. Сюда же относятся различного рода услуги, включая, например, тот же самый медицинский туризм, которым мы тоже занимаемся. Ну и третья проблема – это кадры, она не решается годами. Дефицит наблюдается по самым различным специальностям — от рабочих до управленческих.

 — На ваш взгляд, картина, которая рисуется у нас в СМИ относительно ситуации в экономике и бизнесе, соответствует реальности или всё-таки там приукрашивают действительность?

— Даже если СМИ старается показать картинку объективно, всё равно это субъективный взгляд, поскольку материал изложен журналистом, потом поправлен корректором, редактором. Нередко он должен отражать и позицию собственника издания. Я предпочитаю узнавать информацию из разных источников, это позволяет иметь более полное представление о ситуации. Вообще, принимать что-то на веру сегодня нужно очень осторожно, часто совершенно непонятно, откуда журналисты берут статистику, на основании чего составляют рейтинги и делают выводы.

-— Каким источникам вы доверяете в большей степени?

— Есть издания, которые я читаю регулярно. Это РБК, «Коммерсант», «Ведомости».  Второй источник — социальные сети, потому что там есть люди, которые никем не аффилированы, которые являются специалистами в своих областях и могут иногда выразить очень профессиональное мнение по тому или иному вопросу.

 — Вы не раз говорили, что ТПП ТО призвано помогать предпринимателям, особенно в отношении законодательства, которое принимается на территории области. Были ли какие-то подобные законодательные инициативы в 2017 году?

 — Да, с такой законодательной инициативой выступил комитет по экономической политике и природопользованию облдумы, который возглавляет Инна Лосева. Суть ее заключалась в том, чтобы выйти на федеральный уровень с предложением сократить срок расчёта между поставщиками товаров и услуг и нефтегазосервисными компаниями с 90 дней до 30 или 45. Это очень серьезная проблема, потому что нефтяники и газовики не платят за уже поставленные товары и услуги. Они пользуются своим монопольным положением, понимая, что все от них зависимы и вряд ли будут с ними судиться. Конечно, такое положение вещей необходимо менять.

Со второй инициативой выступил спикер облдумы Сергей Корепанов на встрече с президентом России. Он предложил сократить объем пребывания торговых сетей, а именно крупного ритейла, в регионах, чтобы он не превышал 25%. Сейчас складывается такая ситуация, что через год у Тюменской области может вообще не остаться своей розницы. Мы будем иметь лишь магазины, созданные такими сетями как «Пятерочка», «Магнит», «Лента» и т.д. «Сетевики» заинтересованы в том, чтобы товар был обезличен, им выгоднее продавать его под собственным брендом. Этого нельзя допустить, и мы горячо поддерживаем инициативу Сергея Корепанова.

 — Каковы перспективы этих законопроектов?

 — Очень даже хорошие, если учесть, что идею о сокращении числа торговых сетей поддержал Президент РФ Владимир Путин, выступая в Совете Федерации, а инициативу Лосевой предварительно одобрили депутаты Государственной Думы. Поэтому на территории области нам необходимо разработать определенный регламент работы с сетями, желательно закрепить долю продукции местных производителей на полках магазинов – не менее 40%. И второе – жестко определить ассортиментный и ценовой перечень товаров, которые продают сети. Это сверхзадача, которую нужно решить в пределах одной области. В других регионах уже давно сдались, но нам этого делать нельзя, поскольку многие предприятия, которые работают с сетями, являются инвестиционными проектами, в них вложены бюджетные средства. Пострадают они, пострадает и бюджет.

Самая большая проблема была, есть и остается – это доступность финансовых ресурсов. Процентная ставка высока, а условия получения кредитов вообще невыносимые — В 2016 году началось реформирование деятельности ТПП ТО. Продолжилось ли оно в 2017 году, какие новые направления работы появились?

 — За это время мы создали центр финансового оздоровление бизнеса, центр экспертизы контрактной деятельности, которые оказывают достаточно большой перечень услуг как для предпринимателей, так и для госорганов. В плане реформирования организации все больше внедряем бизнесовых моделей управления, развиваемся как коммерческое предприятие. Соответственно, и людей подбираем, исходя из поставленных целей.

— Какая задача для организации сегодня самая приоритетная?

 — Мы хотели бы в следующем году совместно с Тюменской областной думой и с правительством Тюменской области реализовать принятие регионального закона о торгово-промышленной палате. Эту идею я озвучил на заседании облдумы 19 октября. Принятие закона позволит нам формализовать нашу деятельность на территории Тюменской области и подчеркнет определенный статус и участие в развитии всего региона.

— Есть ли подобные примеры на других территориях?

 — Существует порядка десяти регионов, где такие законы приняты. И я знаю, что Торгово-промышленная палата Ямало-Ненецкого автономного округа тоже выходит с такой инициативой, чтобы принять закон на территории ЯНАО. Так что это уже сложившаяся практика.

 — Торгово-промышленная палата сочетает в себе две ипостаси: общественная организация и бизнес-структура. Кем вы себя больше ощущаете, бизнесменом или общественным деятелем?

 — Прежде всего, бизнесменом, но в общественном поле. Дело в том, что невозможно реализовывать какие-то серьёзные социальные проекты, не имея на это средств. Поэтому первым делом я предприниматель, а потом уже в кавычках какой-то общественный деятель.

 — Какая роль вам больше по душе?

 — Мне больше нравится заниматься общественной работой, но, повторяю, если я не буду хорошо зарабатывать, то не сумею ни развить организацию, ни сделать ничего полезного для общества.

— Помимо руководителя вы еще и многодетный отец. Хватает ли вам времени на общение с семьей, как предпочитаете проводить досуг?

 — Времени на общение с семьей, конечно же, хватает, важно правильно расставлять приоритеты, я трудоголик, но не до фанатизма. Если у тебя дома всё хорошо, ты и на работе успешен, и наоборот. Поэтому вечерами я вместе с детьми занимаюсь спортом. И выходные мы проводим вместе: ходим в кино, кафе, кукольный театр, выбираемся на природу, наверное, как все семьи. В отпуск тоже стараемся ездить совместно.

— Есть желание, чтобы кто-то из детей пошёл по вашим стопам?

 — Старший сын практически следует этому принципу, он сейчас переехал работать в Краснодар со своей семьей, работает в достаточно крупной коммерческой структуре. Я рад его успехам, тому, что он двигается самостоятельно, ничего у меня не просит. Я не хочу, чтобы дети обязательно шли по моим стопам, пусть каждый занимается своим делом. Главное, чтобы они были счастливы и смогли себя реализовать. Специальность не имеет значения.

Я нахожусь в гармонии с собой, с окружающим миром, со своей семьей, поэтому не знаю, что такое стресс — Бывают ли у вас стрессы, и как вы их снимаете?

 — Не бывает.

 — Как вам это удается?

 — Очень просто. Я нахожусь в гармонии с собой, с окружающим миром, со своей семьей, поэтому не знаю, что такое стресс. У меня бывает какая-то усталость, но это совершенно кратковременный период. Мне достаточно сходить в спортзал, и я снова готов работать допоздна. Плюс любимая работа.

 — Какое событие 2017 года вы считаете самым значительным для Тюмени?

 — Если говорить о десяти прошедших месяцах, наверное, это была «Школа предпринимателей», которую проводит Лариса Невидайло. Мероприятие уже постоянное, регулярно проходит в сентябре, нынешнее – пятое по счету. Мне очень понравилось, все было хорошо организовано, грамотно подобраны спикеры. Других каких-то выдающихся событий выделить не могу.

– Холдинговая компания «Дина» в июне будет отмечать свое 25-летие. Сколько лет вы уже в компании?

– Если говорить формально, с начала 2014 года. В то время я был директором дилерского центра «Фольксваген Центр Гросс» в Заречном микрорайоне. На этой должности проработал около года, получив колоссальный опыт. Затем Владимир Васильевич поставил меня своим заместителем, и с начала 2015 года я занимаюсь целым комплексом различных вопросов по всем направлениям деятельности компании: это и продовольственные рынки, и автобизнес.

По сути, на протяжении двух лет я полностью замещал своего отца, в том числе решая вопросы взаимоотношений с администрацией, с контролирующими органами. Фактически же я вырос в компании. Бывало, что вместо детской площадки отец приводил меня на работу, где я бегал между стеллажей с автомобильной резиной – так постепенно он «приобщал» меня к своему делу. Автомобильное направление мне, как и большинству парней, всегда было интересно.

 

– В прошлом году ушел из жизни ваш отец, основатель холдинга «Дина» Владимир Михайлов. Стоял ли в тот момент вопрос, кто возглавит компанию?

– Однозначно, не стоял. На тот момент все прекрасно понимали, что в приоритете – вопрос целостности компании. Вопреки распространенному мнению, ни о каком разделе имущества речь не шла и не идет. Отец продолжительное время планомерно меня к этому готовил, начиная с подросткового возраста. Я участвовал во всевозможных конференциях и семинарах, ездил на учебу в представительства автомобильных брендов. И прекрасно помню то время, когда чувствовал себя очень неуверенно в компании взрослых директоров и руководителей, неуверенность приходилось преодолевать. Любимая фраза отца была: «Есть такое слово «надо»!»

 

– Важно было просто находиться рядом?

– На протяжении долгого времени я впитывал в себя все как губка: и знания, и опыт, и навыки. Зачастую после школы шел не домой, а к отцу на работу.

 

– Почему он сделал ставку именно на вас?

– Возможно, знал, что я справлюсь. 

– Печальное известие потрясло многих, появились слухи о возможном разделе компании и продаже активов, в частности, автомобильного бизнеса. Есть ли в этих слухах доля правды?

– В свое время Владимир Васильевич затрагивал эту тему и даже искал потенциальных покупателей, но только из соображений оценки стоимости. Продавать автомобильный бизнес, насколько мне известно, он не хотел, потому что и в кризис компания остается достаточно прибыльной. Возможно, в свое время отцу порядком поднадоело заниматься этим делом, так как это отнимало много сил, времени, энергии и нервов. У меня все только начинается. Автомобильным бизнесом мне заниматься интересно. Это – мое.

 

– Вам принадлежит дилерство таких успешных брендов как BMW, Volkswagen, SKODA, Mazda. В непростых экономических условиях сегодняшнего дня что изменилось, кроме снижения продаж? Как чувствует себя каждая марка в отдельности?

– Стало намного интереснее работать. В первом квартале 2014 года мы уже полностью ощутили на себе веяние кризиса. И хорошо, что я именно тогда начал работать, сейчас мне это очень помогает. Не могу сказать точно, это везение или холодный расчет отца, которому довелось работать именно с этими марками, ведь и на мировой арене это достаточно крупные и успешные компании, особенно группа «Фольксваген». Mazda, например, при сравнительно небольших продажах в целом по России в Тюмени чувствует себя более чем хорошо. У нас в городе всегда любили японские автомобили. Самое главное, что все предприятия работают в прибыль.

 

– Как кризис изменил клиентские предпочтения?

– Покупатель стал более избирательным и требовательным в выборе автомобиля. Думаю, что те предприятия, которые справятся с этими изменениями, будут иметь успех. Средний ценовой сегмент в автомобильном бизнесе практически «отвалился» – либо спрос на эти автомобили минимален, либо модели уходят с рынка. Продаются в основном автомобили бюджетного сегмента, опять же с большой оговоркой их можно назвать бюджетными, поскольку цена их медленно, но верно приближается к миллиону рублей. Этот сегмент чувствует себя лучше, во-первых, за счет того, что часть клиентов, желая сэкономить на дальнейшем обслуживании, пересаживается на более доступные авто, и, во-вторых, отложенный спрос, который накопился за последние три года. Автомобили премиум-сегмента чуть менее чувствительны к кризисным явлениям. Опять же, оговорюсь,  это касается не всех брендов и не всех дилеров, ситуация может отличаться. 

– Время принятия решения о покупке в кризис увеличилось?

– Раньше было много стихийных покупок. Клиент приходил в салон, понравилась машина – покупал. Сейчас, как правило, клиент знает предложения всех конкурирующих марок и дилерских центров той же марки. Покупатель сегодня подготовленный. И среднее время, которое затрачивает менеджер отдела продаж на одного клиента, сильно увеличилось, это касается как бюджетных моделей, так и премиальных.

 

– Вам лично приходилось продавать автомобили, осуществлять сделку?

– У меня был такой опыт, но формально менеджером отдела продаж я никогда не работал. Отец решил сэкономить на этом время и сразу назначить меня директором. На тот момент, а это было года 3-4 назад, он готов был поставить меня во главе всего автохолдинга. Я, если честно, испугался, предложил возглавить один из дилерских центров, там я смог бы набраться достаточно опыта, чтобы занять более высокую должность.

 

– Спрос со стороны отца был жесткий?

– Владимир Васильевич никогда с меня жестко не спрашивал, возможно, потому, что я всегда четко выполнял то, что он от меня требовал. Я гиперответственный.

 

– Кризис – это всегда вынужденная минимизация. Коснулось ли это сотрудников вашей компании?

– Последняя оптимизация численности персонала у нас произошла в 2015 году. Тогда под сокращение попало достаточно большое количество сотрудников. Но никаких негативных последствий для компании это не повлекло. Ту же работу выполняет теперь меньшее количество человек. Что касается оптимизации заработной платы, тоже произошло незначительное сокращение, но оно не коснулось сотрудников, которые непосредственно работают с клиентами. Последние полтора года мы постепенно возвращаем докризисный уровень зарплат за счет поиска дополнительных источников заработка и корректировкой мотивации сотрудников.

 

– Вашим отцом собрана большая коллекция ретроавтомобилей. Помните, как пополнялась эта коллекция, и что планируете с ней делать?

– Только отчасти. Помню, как в гараже периодически появлялись новые автомобили. Что стояло за этим процессом, мне не было видно абсолютно, потому что это был целый комплекс мер по поиску, покупке, реставрации. Это было достаточно хлопотным и затратным делом – у нас работал целый отдел, занимающийся восстановлением машин. И в 2015 году этот отдел попал под оптимизацию. Владимир Васильевич далее уже не хотел заниматься пополнением своей коллекции, во-первых, из-за экономической нецелесообразности, во-вторых, возможно, и интерес был утерян. Что сейчас делать с коллекцией? Если вдруг поступит какое-то стоящее предложение, касаемое не только ее продажи, будем думать. В свое время отец обращался к администрации города с просьбой предоставить какое-то место, желательно под крышей, чтобы организовать там музей. Он был готов передать всю коллекцию на безвозмездной основе, просто отдать городу. На предложение никто не откликнулся. Коллекция по сей день стоит, часть ее – в Тюмени, часть – за ее пределами. Предложения по продаже поступали, но за слишком небольшие деньги.

 

– Вы лично любите больше автомобили с историей или отдаете предпочтение новым, более технически совершенным автомобилям?

– Мне сложно ответить. Все зависит от конкретной марки. Я не застал то время, когда эти автомобили использовали, а те, что в нашей коллекции, и подавно, поэтому мне, конечно, более близки современные авто, да и разбираюсь я в них лучше. 

– Еще один актив вашей компании – рынок «Михайловский», пожалуй, самый популярный сегодня у тюменцев. Не так давно в интернете прошла информация о его возможной продаже. Вы действительно намерены продать его?

– Категорически нет. Если бы мы были за границей, в какой-нибудь развитой европейской стране, я бы еще подумал над продажей, потому что там зачастую продаются объекты на пике своей рентабельности. Зачем это делается? Для того чтобы полученные средства затем инвестировать в какой-то гораздо более крупный (с точки зрения прибыльности) объект, а таких, к сожалению, в Тюмени нет, либо их никто не продает, и в ближайшее время они не появятся. Так что вопрос продажи не стоит, а, напротив, в планах его развитие. Однозначно он не достиг своего пика, тем более мне интересно этим заниматься.

 

– Рынок «Михайловский» в последние годы стабильно развивается, вводятся новые форматы торговли и т. д. А вот рынок «Северный», наоборот, сейчас находится в некотором «запустении», коллектив жалуется на падение спроса со стороны покупателей, уменьшение трафика. С чем это связано?

– Мне было бы интересно познакомиться хотя бы с одним предпринимателем, который не испытал бы на своих коммерческих объектах изменения клиентской активности. Это сейчас происходит везде, повсеместно, жалуются абсолютно все. Вопрос в том, кто и какие действия предпринимает для того, чтобы как-то простимулировать и спрос, и трафик. Определенные меры в этом направлении мы проводим и по рынку «Северный». Сейчас даже федеральные продуктовые сети испытывают проблемы с трафиком, они сегодня продовольственный рынок буквально разрывают на части. Самое главное, что «Северный» работает в прибыль и до сих пор остается достаточно рентабельным. Понятно, что арендаторы сегодня тоскуют по 2007-2008 годам, но реальность такова, что таких цифр мы в ближайшей перспективе, лет 10-15, точно не увидим. Подъем будет очень медленным, планомерным, надо быть к этому готовым.

 

– Вы достаточно молоды. Не является ли возраст помехой в управлении персоналом?

– У меня в приоритете всегда стояла задача овладеть так называемым базисом. Это определенные знания, умения, навыки, которые я мог бы применять в разговоре с более взрослыми и опытными людьми и чувствовать себя комфортно. Сейчас я не испытываю абсолютно никакого дискомфорта при общении ни со своими сотрудниками, ни с партнерами по бизнесу.

Не скрою, в одно время, когда я только вступил в должность, такие сложности были. Но возникали, скорее, из-за моих внутренних переживаний: как на это отреагируют, а что будут обо мне думать, смогу ли я потянуть все это. В итоге я для себя понял, что самое главное – быть профессионалом в своем деле. А все остальное – это просто вопрос времени.

 

– Как вы считаете, первый руководитель должен во все досконально вникать сам, или достаточно использовать практику делегирования полномочий?

– Наша компания исключением не является, у нас также применяется делегирование. Без передачи части своих функций доверенным лицам все равно не обойтись. Но в этом отношении я несколько отличаюсь от своего отца, который зачастую не тратил время на выяснение или решение каких-то мелких вопросов, просто поручал их, так скажем, более профессиональным людям. Мне важно разбираться вообще во всем, даже в самых мелких и незначительных вопросах. Я знаю, что их нерешение в итоге может привести к очень большим потерям. В этом я уже на собственном опыте убедился.

 

– Насколько вы похожи на отца как управленец? Какие черты характера вас объединяют?

– Было бы разумнее это узнать у кого-то из сотрудников нашей компании. Лично я считаю, что на отца не сильно похож, если только по части гибкости, сообразительности. Что касается управленческих качеств, нужно понимать, что Владимир Васильевич был человеком своего поколения, я – человек абсолютно другого времени, поэтому могу себе позволить применять разные стили управления. Если он был очень жестким руководителем, то я сочетаю различные способы, в итоге вся система работает как при отце, так и при мне.

 

– Охарактеризуйте себя сегодняшнего в семи словах. Какой вы?

– Сложно о себе говорить… Самокритичный, закрытый, скромный, ответственный, педантичный, последовательный, флегматик. 

– В чем видите потенциал компании, которая стабильно развивается уже четверть века?

– Сейчас в городе стоит проблема отсутствия качественных коммерческих площадей, поэтому одно из направлений – это девелопмент, которым мы и занимаемся. Строим деловой центр на пересечении улиц Холодильной и Малыгина. Это как раз один из векторов развития, потому что мы его строим для себя, а не для перепродажи. Поэтому сейчас на стадии проектирования продумываем все таким образом, как будто бы мы сами искали качественные площади. Другое направление – все, что связано с автомобильным бизнесом. Есть еще и те, которые мы возобновили спустя долгий период.

 

– Есть ли желание прирастить линейку брендов?

– Пока нет. Я достаточно хорошо знаю автомобильный рынок России, для того чтобы принять решение о приобретении какого-то дополнительного бренда. Мы собрали хорошую линейку. Было желание взять еще один бренд, который уже представлен в Тюмени, но разрывать рынок на две части мне не хочется.

 

– Кем и где вы видите себя через 10 лет?

– Не буду загадывать. Для меня главное – кто я сейчас и где я сейчас. Этого мне достаточно.

 

– Если сегодня у вас возникнет необходимость получить совет или просто поддержку, к кому вы обратитесь?

– Если это касается каких-то житейских вопросов, то, естественно, обращусь к маме, а вот по вопросам бизнеса сейчас я сам себе предоставлен. Конечно, если это касается каких-то текущих операционных вопросов, то решение принимается совместно с коллегами.

 

– Как планируете отметить юбилей холдинга?

– Каждый юбилей мы отмечали большой компанией, это, как правило, лучшие сотрудники, люди достаточно давно работающие у нас. Ничего сверхъестественного, все достаточно традиционно. Думаю, что и нынче будет все как всегда.

– Сергей, Иван, давайте начнем с бизнес-вопросов. Несколько лет назад вы открыли первый совместный ресторан Twins, в прошлом году второй – Wine and Crab. Расскажите, были ли инвесторы у этих проектов, или вы сделали это на собственные средства?

Сергей: Оба ресторана мы открывали совместно с инвесторами, но в Twins и Wine and Crab инвесторы разные. Конечно, мы вложили не основные суммы.

– Какая сумма в среднем требуется сегодня для открытия ресторана?

Сергей: Смотря что вы собираетесь открыть. Затраты на проекты разного типа отличаются в разы – можно открыть какое-то место за пять миллионов, а можно – за пятьдесят.

– Что самое важное при открытии ресторанного бизнеса? Совет от братьев Березуцких.

Иван: Концепция и идея – нет ничего важнее. У бесконцептуальных ресторанов нет будущего. А еще важно оказаться в нужное время в нужном месте.

– Как продумывали концепцию своих ресторанов? По названию Twins все ясно. У кого возникла идея сделать ставку на вино и крабов?

Сергей: Идея лежала на поверхности. Вино и крабы – это союз, заключенный на небесах. Крабы – один из самых известных российских продуктовых брендов, камчатского краба знают в любой стране. И мы искренне считаем, что российские крабы – самые вкусные в мире. Странно, что раньше никто не открыл в России ресторана с двумя столь дополняющими друг друга продуктами.

– Каковы сроки окупаемости проектов, например, окупился ли уже Twins?

Иван: Wine and Crab всего полгода, но он оказался настолько востребован и успешен, что мы уже готовим к открытию второй Wine and Crab. Twins, конечно, тиражировать нельзя, но существующий уже окупился.

– Помещения, где находятся рестораны, в аренде?

– Да.

– Кто продумывал интерьер помещений, того же «Твинса», где встречаются такие интересные элементы, как люстра из теннисных ракеток, велосипед-тандем на стене, забор в виде дров и т. д.?

– Агентство Юны Мегре Megre Interiors.

– Ресторанный бизнес сегодня довольно активно развивается, хотя считается, что он не особо прибыльный. Какие ниши, на ваш взгляд, еще свободны в этом сегменте, особенно если говорить про регионы?

Иван: Рестораны с интересной концепцией и четкой идеей. За ними будущее. Мы работаем в Москве, и нам сложно оценить ситуацию в регионах, но мне кажется, что рестораны «обо всем и ни о чем», где в меню все подряд, рано или поздно уйдут в прошлое.

– В одном из интервью, еще до того как были открыты рестораны, по-моему, Иван говорил, что видит будущую совместную работу в качестве шеф-поваров по переменке. Месяц один брат шеф, второй – су-шеф, потом – наоборот. Как сегодня это происходит на деле?

Иван: Сейчас такого нет. Мы придумываем блюда вместе. Есть те, что придумываю я, есть те, что придумывает Сергей, но принимаем решения о включении их в меню только сообща, и каждый имеет право вето – если одному из нас блюдо не понравится, в меню его не будет. 

– Остается ли у вас еще параллельная занятость, насколько я знаю, поначалу Иван, к примеру, совмещал работу в «Твинсе» со своими прежними питерскими проектами, тем же PMI bar?

Иван: Сейчас у нас есть Twins и Wine and Crab. И мы готовимся к открытию второго ресторана Wine and Crab.

– Вы делаете ставку на отечественные продукты и русскую кухню. То есть импортные ингредиенты вообще не привозите?

Сергей: Импортные ингредиенты в наших блюдах, конечно, есть. В Wine and Crab, например, не только российские крабы (хотя их большинство), но и те виды крабов, которые возможно сейчас легально купить в России, в частности, голубого шриланкийского краба и краба-лягушку мы привозим из других стран. Но в основном, конечно, упор сделан на отечественные продукты и бренды. В Twins для нас особенно важно использовать именно продукты разных регионов России – это часть концепции ресторана.

– На кухне вы постоянно экспериментируете, сочетая в одном блюде продукты, которые раньше, наверное, никто не сочетал. Можно ли назвать вашу кухню экспериментальной?

Сергей: Я бы не назвал нашу кухню экспериментальной, мы не ставим экспериментов ни над продуктами, ни над гостями. Мы подбираем правильные сочетания ингредиентов, чтобы максимально раскрыть вкус блюда, сделать его идеальным.

– По-моему, какой-то мишленовский повар сказал: «Поход в ресторан – это как поход в театр». Согласны ли вы с таким утверждением? Должна ли подача блюд превращаться в своего рода шоу?

Иван: Совершенно не согласны. Мы считаем, что люди должны ходить в рестораны каждый день. И подача блюд не должна превращаться в шоу, особенно это касается блюд из постоянного меню. Дегустационный сет, на который люди приходят специально, допускает более эффектные подачи, но театральность даже в этом случае нам не нравится. Драматургия должна быть внутри еды, внутри каждого блюда, а не снаружи. И очень важно, чтобы все аспекты блюда были гармоничны: ароматы, внешний вид, вкус, подача – все это должно быть единым целым.

– К слову о звездах Мишлен. В России ведь до сих пор нет ресторанов, отмеченных звездой Мишлена. Наверняка вы мечтаете получить этот престижный знак качества?

Сергей: «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом». Конечно, мечтаем. Мы с рестораном Twins два года подряд (2016 и 2017) попадаем в список ста лучших ресторанов мира, и это не менее престижно, чем Мишлен. А гида Мишлен пока в России нет, потому что нет дорог и нет туризма. Когда это все появится, тогда и Мишлен в Россию придет.

– Кстати, повлияло ли как-то на бизнес известие о том, что Twins вошел в 100 лучших ресторанов мира? Ощущаете ли вы сейчас бремя ответственности, которая обязывает держать марку? Увеличился ли после этого поток клиентов?

Сергей: Попасть в список 100 лучших ресторанов – мечта многих. Мы сделали это уже дважды. Конечно, чувствуем ответственность, и, гостей, безусловно, стало больше, в том числе иностранных.

– Читал отзывы про ваши рестораны, кухню в основном хвалят, а вот по персоналу у людей есть замечания. Вообще вы сами подбираете персонал для своих заведений? Трудно ли попасть на работу к братьям Березуцким?

Сергей: Я считаю, что у нас один из лучших сервисов в Москве. То, что сейчас пишут негативные отзывы, неудивительно. Так всегда бывает после попаданий в рейтинги. Далеко не все они соответствуют действительности.

Иван: Попасть к нам на работу трудно. Мы всегда сами смотрим на всех, кто нанимается в ресторан, будь то официант или повар. Нам нужны люди, которые знают, почему они хотят работать именно в нашем ресторане и в ресторанах вообще – а таких не очень много.

– Как часто лично выходите к гостям?

Иван: Постоянно. Мы всегда подаем дегустационный сет только лично, да и просто так в зале нас нетрудно встретить, мы выходим, общаемся.

– Какую кухню сами предпочитаете, можете ли, к примеру, отведать фаст-фуда?

Иван: Фаст-фуд? Конечно. В каждой стране, где мы бываем, мы стремимся попробовать аутентичные продукты и не ограничиваемся ресторанами только высокого уровня. Фаст-фуд – это же тоже часть гастрономической культуры страны.

Сергей: Мы выросли на юге России, поэтому родная для нас кухня – кубанская, и бабушкина аджика, конечно, всегда будет вне конкуренции – мы до сих пор можем банку съесть вдвоем просто с хлебом. Но вообще предпочитаемых кухонь у нас нет – нам интересно пробовать все.

– В какой ресторан вы ни за что не пойдете?

Сергей: Сложно сказать. Наверное, в очень грязный.

– Вы собственноручно изготавливаете глиняную посуду. Это дань моде или дополнительная фишка для привлечения клиентов?

Иван: Ни то, ни другое. Когда мы начали создавать посуду для Twins, это была насущная необходимость, часть концепции. Мы изготавливаем ту посуду, на которой наша еда будет смотреться наилучшим образом. Twins, наверное, был первым рестораном в нашей стране, где появились тарелки, специально сделанные шефами для ресторана.

– Как вы относитесь к телешоу наподобие «Ревизорро», когда журналист может зайти на кухню любого ресторана и начать наводить там ревизию. Вообще, удается ли посмотреть какие-нибудь программы, связанные с кухней: «На ножах», «Мастер шеф» и т. д.?

Иван: Телевизор смотреть не получается совсем, наверное, как и большинству поваров. Поэтому мы ничего про эти шоу не думаем – просто не видели.

– В отечественной звездной тусовке модно иметь собственные рестораны, они есть у Собчак, Канделаки, Урганта, Лепса и т. д. Очевидно, что посетители туда приходят на имя владельца. Как вы считаете, срабатывает ли такой прием в продвижении заведения?

Иван: Это зависит от качества самого заведения. Первый раз люди придут «попробовать еду от звезды». Но, если сама еда им не понравится, они не вернутся. Мы видели много примеров как успешных ресторанов такого типа, так и безнадежных.

– Есть ли между вами соперничество?

Сергей: Нет, у нас хорошие отношения, и мы отлично понимаем друг друга.

– Встречаетесь ли вне работы, дружите ли семьями?

Иван: Конечно. Мы живем в одном подъезде с разницей в три этажа.

– Кто готовит дома – вы или жены?

Иван: Дома мы бываем гораздо меньше времени, чем хотелось бы, поэтому там хозяйничают жены. Мы иногда готовим по выходным, но они у нас бывают нечасто.

– С футболистами Березуцкими еще не знакомы?

– Пока нет.

– Вы крупный международный инвестор. Если сравнивать страны, где, на ваш взгляд, наиболее благоприятные условия для инвесторов?

– Есть мнение, что на Западе с большими деньгами можно делать более успешные инвестиции, чем в России. Это иллюзия. Ограничений там не меньше, чем у нас. Мы, например, сейчас пытаемся осуществить инвестиции на территории США, подписали достаточно крупную сделку в нефтегазовом сегменте – порядка 1 млрд долларов. И столкнулись с определенного рода сложностями, связанными с получением разрешения, потому что у них тоже есть комиссия по осуществлению иностранных инвестиций. Хотя считаем, что эти проблемы носят абсолютно политизированный характер. Когда мы покупали DEA (нефтегазовая компания, принадлежащая немецкому концерну RWE), один из активов у них находился в Северном море, на шельфе Великобритании. И нам необходимо было получить большое количество всяких формальных согласований в разных странах, в том числе на уровне Еврокомиссии. Ну, например, англичане не захотели нас видеть в качестве инвесторов в своей акватории и потребовали от нас продажи активов в Северном море. Что нам и пришлось сделать. Если говорить об уровне активности, безусловно, на сегодняшний день США – наиболее развивающийся рынок во всех сегментах. И с точки зрения правовой защиты инвестиций он близок к идеальному.

– В 2015 году вы говорили о возможности возо-бновления инвестирования в нефтегазовый сектор России после покупки компании DEA. В итоге сделка состоялась удачно, ваша инвестгруппа L1 приобрела DEA за несколько миллиардов евро. Можно ли сегодня говорить о реальном интересе к российским активам?

– Говорить можно, хотя это задачи не сегодняшнего дня. Наверное, в среднесрочной перспективе было бы логично в каком-то объеме вернуться в российский нефтегазовый сегмент. Но опять же через существующие западные платформы, с учетом их технологического опыта, с применением наших знаний по ведению бизнеса на территории России.

– Помните ли вы свою первую в жизни инвестицию?

– Это длинная история. Первые инвестиции были еще до распада Советского Союза, когда это называлось незаконным предпринимательством и наказывалось уголовным сроком.

– Можете ли вы как успешный предприниматель предложить пять шагов по оздоровлению российской экономики? Что наиболее важно предпринять именно сейчас?

– Одна из основных заповедей, которой мы в силу разных обстоятельств придерживаемся, – максимально далеко держаться от политики. Я не могу предложить пять шагов по оздоровлению экономики, на мой взгляд, самое главное – это развитие конкуренции. «Есть мнение, что на Западе с большими деньгами можно делать более успешные инвестиции, чем в России. Это иллюзия».Я летал смотреть, как в Техасе работает нефтегазовый бизнес, там очень много крупных игроков и при этом огромное количество мелких и средних компаний, которые все время находятся в каком-то движении. И они являются основным драйвером для развития технологических вещей. Более успешные предприятия поглощают менее успешные. У нас уровень конкуренции достаточно серьезный в некоторых отраслях, например, ритейле, сельском хозяйстве, но в нефтегазовом секторе он минимальный. А без конкуренции нет стимула к развитию. И это, безусловно, тормозит экономику.

– Был ли у вас опыт неудачных инвестиций, и на каком этапе из них выходили?

– Конечно, был, как известно, без поражения не формируется победа. И, как правило, все неудачные инвестиции были связаны с тем, что мы либо инвестировали туда, в чем плохо разбирались, в угоду определенным модным тенденциям, либо делали это в порыве некой эйфории. Одно из неудачных вложений было связано с нефтегазовым сегментом.

Мы инвестировали в месторождения иранского Курдистана, когда они только открылись, а оказалось, что уровень запасов там существенно ниже, чем предполагалось. То есть переоценили актив, в итоге с убытками его продали. Но главное, что мы быстро это поняли.

– Какие отрасли с точки зрения инвестиций для вас сейчас самые перспективные?

– Прежде всего, «нефтянка». Во-первых, это наиболее финансово емкий сектор, во-вторых, с нефтегазовым сегментом связан наибольший положительный опыт инвестирования – большую часть своих денег мы заработали там. Думаю, такая тенденция сохранится. Второе интересное направление – телекоммуникации. Мы являемся крупнейшим и влиятельным инвестором в телекоммуникационную компанию «Вымпелком», которая входит в 10 крупнейших международных. Работает на 12 рынках: Россия, Италия, Пакистан, Бангладеш, Украина и т. д. В целом суммарное покрытие по абонентской базе – порядка 200 млн человек. Будем развивать направление и дальше.

– Вы довольно непубличный человек, крайне редко даете интервью. Значит ли это, что вы следуете своему ранее высказанному тезису: скромность украшает олигарха?

– Дело не в скромности, мне, честно говоря, стыдно говорить банальные вещи. Бывает, читаю высказывания своих коллег в прессе и думаю: чем они хотели поделиться, что сказать? Иногда у меня возникает желание дать интервью в контексте определенной темы, которую хочется поднять. В основном это связано с чиновничьей аудиторией, процессами законотворчества. Например, сейчас для меня актуален водоканальный вопрос, потому что мы инвестируем в водоканал. Хочется, чтобы эта сфера действительно стала бизнесом, хотя она очень контролируема. И мне интересно об этом говорить, потому что я считаю, что могу поделиться ценными идеями и мыслями по теме, на что-то повлиять.

– Водоканал – это в любом случае некое частно-государственное партнерство. Насколько подобный опыт для вас удачен?

– Если говорить о компании «Росводоканал», то сегодня мы обслуживаем порядка 5 миллионов абонентов по стране, но стремимся к цифре в 30 миллионов абонентов. Для нас это представляется интересной инвестиционной опцией с точки зрения извлечения доходности. Но не путем текущего зарабатывания на потоке, а именно построения бизнеса, который можно было бы в будущем эффективно капитализировать. Думаю, по срокам это порядка 10 лет, здесь я не надеюсь на какие-то быстрые прорывы. «Мне, честно говоря, стыдно говорить банальные вещи. Бывает, читаю высказывания своих коллег в прессе и думаю: чем они хотели поделиться, что сказать?»Это тяжелая отрасль, тяжелая работа, связанная с влиянием на изменение законодательства. В ряде регионов, когда мы приходим и начинаем объяснять свои преимущества, на нас смотрят и говорят: «А зачем вы нам нужны?» – «Ну как, хотите, чтобы у вас было меньше порывов, была более эффективная работа, чтобы в конечном итоге тариф был управляемым, и ваши жители получали качественный сервис, качественную услугу?» Нам говорят: «Мы сами все это можем сделать». – «Почему же вы тогда не делаете? У вас потери 40%, все вокруг разворовывается…» Тогда тупят взгляд, пожимают плечами. Поэтому опыт частно-государственного партнерства не везде удачный.

– Что в этом плане можете сказать про тюменский регион. Ведь не секрет, что вы приехали к нам, чтобы в том числе обсудить перспективы развития систем водоснабжения города с губернатором Владимиром Якушевым.

– Действительно, вчера провели очередную сессию с руководством области и города. Мы пришли к выводу, что наше сотрудничество идет на пользу всем участникам процесса, включая пользователей наших услуг. Мы глубоко понимаем этот бизнес, знаем, как повышать его эффективность, каким образом развивать дальше. Для этого, безусловно, требуются инвестиции, поэтому сегодня не вызывает сомнения, что концессионная форма управление является единственно правильной и возможной.

– Как в принципе оцениваете инвестиционный потенциал Тюменской области, готовы ли нарастить здесь свое присутствие, помимо водоканала?

– Тюменская область, в силу определенных обстоятельств, существенным образом отличается по своему потенциалу от многих регионов. Во-первых, усилиями ряда региональных руководителей здесь создана достаточно уникальная среда. Я считаю, Собянин в свое время заложил основу, которую Якушев существенным образом улучшил и развил. Здесь приятно работать, здесь нормальные адекватные чиновники, с которыми можно вести диалог, достигать согласованных позиций и быть уверенным, что эти обоюдные обязательства будут исполнены. Мы как структура продолжаем здесь присутствовать, помимо водоканального хозяйства, входящая в нашу группу X5 Retail Group, опять же при взаимодействии с региональными властями, приняла решение строить на территории региона свой складской распределительный центр. Понятно, что на территории области активно присутствует «Альфа-Банк», работает «Билайн».

– Ваш девиз, с которым идете по жизни?

– Просто нужно делать то, что тебе удается и нравится, стараться жить в гармонии с собой. Если получаешь кайф от дела, которым занимаешься, оно никогда не будет тебя тяготить.

– Вы получаете кайф от инвестирования?

– Безусловно. Мне всегда нравилось ставить перед собой цели и получать удовольствие от их достижения. Многие обыватели, глядя на нас, наверное, скажут: чего они парятся, жили бы на барышах, не тужили. Но для нас это стиль жизни, некая потребность. Почему люди становятся военными, едут, к примеру, в Сирию и погибают? «Я не могу предложить пять шагов по оздоровлению экономики, на мой взгляд, самое главное – это  развитие конкуренции».У каждого человека свои генетически заложенные предназначения. И счастливы те из них, которые живут в балансе с собой, делая любимую работу. И неважно, насколько они богаты, главное – быть успешным в том, чем занимаешься.

– Видит ли ваша инвестиционная группа перспективу в альтернативной энергетике, пытались ли реализовать какие-либо проекты в этой сфере?

– Мы задумывались о солнечной энергетике, она наиболее простая с точки зрения технологий. Но успех любого бизнеса заключается в людях, нужна профессиональная команда. В альтернативной энергетике ее надо создавать с нуля, к чему мы пока не готовы. Возможно, это произойдет в среднесрочной перспективе.

– Хотелось бы услышать ваш совет для будущих инвесторов. Как лучше наращивать инвестиции – постепенно или все-таки делать какие-то прорывы, большие крупные вложения?

– Здесь сложно дать единый стандартный совет. Мне кажется, все инвестиции в значительной степени связаны с риском, и понятно, что инвестировать постепенно – менее рискованно. С другой стороны, можно упустить момент, если это какая-то конкурентная среда, иногда стоит и рискнуть – все зависит от конкретной ситуации.

– Известно, что в старших классах школы вы хотели эмигрировать из страны, как менялось ваше отношение к эмиграции на протяжении жизни, и что вы думаете об этом сегодня?

– Действительно, на каком-то этапе эмиграция была модной темой, люди из определенной среды уезжали. У меня, в силу моих национальных особенностей, такая возможность тоже была. Но потом я начал заниматься бизнесом и на протяжении 20 лет не думал про отъезд из России. А сейчас идея эмиграции себя в принципе изжила, потому что мир стал открытым, можно жить где угодно. У меня на сегодняшний день два гражданства – российское и израильское. Я провожу часть времени в Лондоне, часть – в Москве, часть – в Германии, поэтому эмиграция для меня как инвестора, позиционирующего себя в международном масштабе, бессмысленна.

– Вы уже четверть века ведете бизнес с Михаилом Фридманом. Говорят, что бизнес и дружба не совместимы, все-таки для вас Фридман – это друг или деловой партнер? И можно ли вести серьезный бизнес с друзьями?

– Это непростая тема. И отношения, безусловно, непростые, они меняются, но мы близкие люди. Когда тебе 50, слово «друзья» звучит уже довольно наивно, но мы связаны совместными взаимными обязательствами. Случается всякое, потому что в бизнесе приходится решать сложные вопросы, и это требует от каждого напряжения. При этом мы много времени проводим вместе вне работы: путешествуем, общаемся, наши дети хорошо ладят. Для меня Михаил – один из наиболее близких людей в жизни.

– Стремительная политическая карьера и внезапный уход из политики, который сопровождался слухами и домыслами. Нигде в СМИ я не обнаружила ваших комментариев и оценки случившегося, поэтому из первых уст хочу узнать, что произошло?

– Если вокруг человека и тем более политика создаются слухи и домыслы – значит, это кому-то нужно. Последние пять лет у нас в стране, в том числе в Тюменской области, создается видимость борьбы с коррупцией и, на мой взгляд, очень страшно, когда силовые структуры получают план по возбуждению уголовных дел. Если он есть – его будут выполнять любой ценой. Сегодня под вывеской борьбы с коррупцией убирают неудобных людей, которые могут эффективно работать. В обществе сложилось мнение, что главный коррупционер – чиновник и если это не изменить, скоро никто не захочет работать во власти.

Поработав главой Тюменского района, я могу с уверенностью сказать, что качественно и эффективно управлять территорией невозможно, если ты соблюдаешь все пункты нашего законодательства. Поэтому есть два пути: первый – творить  и достигать результатов, иногда в чем то ошибаясь, второй – ничего не делать и тогда точно никогда не ошибешься. Второй путь не для меня. Поэтому я принял решение уйти из политики. Конечно, было интересно взглянуть со стороны, что будет с Тюменским районом? Станет ли лучше? Каких результатов достигнет? За последние три года район скатился по всем показателям, даже по развитию сельского хозяйства, несмотря на высокий потенциал. Кто выиграл от этого? Уж точно не жители района. Почему я не давал интервью СМИ это время? Есть хорошая поговорка – не виноват, не оправдывайся. Но сегодня я благодарен вашему журналу за возможность сказать то, что думаю.

– Все произошедшее вы воспринимаете как урок? Или как удар судьбы?

– Термин «Удар судьбы» несет в себе более глобальный смысл. Я считаю удары судьбы – это потеря близких, потеря здоровья. Поэтому все, что происходит не так как хотелось бы, я воспринимаю как урок. Вся наша жизнь состоит из определенных ситуаций, из которых нужно извлечь для себя какое- то рациональное зерно, научиться понимать – почему это так, а не иначе? На каком этапе я допустил ошибку? И получить какой то жизненный опыт.

– В связи с этим, о чем вы больше всего сожалеете?

– Сожалею о том, что малый срок проработал главой Тюменского района и многого не успел, перейдя вновь на работу в Тюменскую Облдуму.

– Говорят,  вам принадлежит половина земель Тюменского района?

– До 2005г. функция распределения земель в районе принадлежала главам муниципальных поселений, которые были вправе распоряжаться ею по своему усмотрению. Когда в 2005г. я стал главой, первое, что мы сделали –  закрепили эту функцию на уровне района, сделав схемы распределения земель абсолютно прозрачными. Земля стала выделяться для целевого использования – строительство жилья и инвестиционные проекты. Вместе с тем главы муниципалитетов лишись «лакомого куска», и это не всем понравилось. Можно говорить все что угодно, но если бы у правоохранительных органов были ко мне какие-то вопросы по земле, поверьте, они бы не упустили этой возможности.

– Какие черты характера могут гарантировать долголетие политика и чиновника? В современных условиях бизнес вести честным путем очень сложно

– Политик, на мой взгляд, должен всегда иметь свою точку зрения, но не «переть» как танк на амбразуру, а уметь слышать мнение других. Политик должен быть интересен всем слоям населения. Чиновник же в свою очередь должен быть очень хорошим специалистом, менеджером, управленцем, уметь создать команду единомышленников, не бояться формировать вокруг себя сильные личности. Сегодня все происходит наоборот – руководитель  подбирает команду по принципу «свой человек» и чаще всего этот человек непрофессионал, но удобен, потому что «не подсидит»

– Кем вы себя больше считаете – политиком или бизнесменом?

– Скорее управленцем, всегда считал себя человеком дела, стремящимся воплотить задуманное и довести все до конца.

– Есть ли дружба на вершинах власти и бизнеса?

– Нет. Но ее и не должно быть. Могут быть только деловые и дипломатические отношения.

– Много ли вокруг вас сейчас людей, которые готовы не только разделить с вами успех, но и поддержать в трудную минуту?

– На себе ощутил, что для большинства людей на первом месте чаще всего статус, а не человек. И люди, которые  были мне близки в свое время, в определенный момент перестали общаться, боясь за свои должности. И я их не осуждаю. Но остались (их очень немного и это не друзья детства, как принято считать) те, кто готов разделить мои радости и проблемы. Эти люди независимы от мнения окружающих, сами состоятельные и сделавшие себя, которые никогда ни у кого ничего не просили, не зависели от общественного мнения.

– Чего вы не приемлите в людях?

 – Считаю, что самый страшный грех – это зависть. Зависть как огонь сжигает тебя изнутри, не давая быть счастливым и радоваться счастью других. Также не приемлю лень и фальшь.

– Если представится возможность вернуться в политику, готовы ли вы сделать этот шаг? Или политика для вас уже пройденный этап?

– Никогда не говори никогда. После моего ухода прошло почти три года, произошла переоценка ценностей, сейчас я многое бы сделал по-другому. На тот момент я бы однозначно сказал – нет. Но сейчас не исключаю такой возможности.

– Возможен ли честный бизнес в современной России? Почему?

– Считаю, что в современных условиях бизнес вести честным путем очень сложно. Ведь что такое бизнес? Бизнес по факту представляет собой экономическую деятельность, направленную на приумножения собственного капитала, другими словами, на получение прибыли. Причем все риски, связанные с функционированием предприятия  или фирмы, предприниматель берет на себя. Говоря простым языком, можно рискнуть и выиграть, а можно все поставить на кон и проиграть. Какой бы ни был человек честный и принципиальный, проиграть он не хочет. Но с другой стороны нельзя посвятить свою жизнь бесконечной гонке за деньгами, ведь по истечению  лет всегда возникнет вопрос – что кроме денег я имею в своей жизни.

– Что вы считаете своими главными достижениями на посту главы Тюменского района и депутата областной думы? 

Сегодня руководитель  подбирает команду по принципу «свой человек» и чаще всего этот человек непрофессионал, но удобен, потому что «не подсидит»

– Самым большим достижением на посту Главы района я считаю команду, которую создавал. Мне повезло, я начал работать, когда началась реализация национальных проектов. Особенно хорошо мы сдвинули вопрос по строительству жилья. Если в 2004г. в Тюменском районе сдавалось около 40 тыс. кв. м. в год, то уже к 2010 г. было сдано 200 тыс. кв. м.,  впервые большое количество молодых семей смогли получить собственные квартиры. Ярким примером  является поселок Молодежный, который был построен в чистом поле за короткие сроки. Причем построен со всей инфраструктурой. Когда мы работали, самым большим счастьем было видеть огонь в глазах коллег, их желание творить, созидать. Мы очень многого достигли, и очень жаль, что сейчас опять решаются глобальные стратегические вопросы, а не конкретные проблемы конкретного человека. Жаль, что Тюменский район снова переживает не лучшие времена. Самая большая ценность – это люди, уверен, приоритеты политики должны быть направлены на улучшение жизни граждан своей страны.

– В чем видите минусы современной политической системы в России?

– Интересы народа должны представлять в большей степени депутаты, и в меньшей степени  чиновники. Депутаты обязаны формировать исполнительную власть и спрашивать с этой власти исполнения задач. Сейчас все происходит наоборот – исполнительная власть формирует депутатский блок, формирует законы и не всегда отчитывается перед населением за их исполнение. Это самая главная проблема, которая не позволяет демократично развиваться  обществу, вместе с тем искажая само понятие демократии.

– Вы были на Олимпиаде в Сочи, поделитесь своими впечатлениями?

– Олимпийские игры в Сочи – это грандиозный праздник мира, дружбы и взаимопонимания. В Сочи нас переполняло чувство гордости за Россию – мы это сделали, мы смогли. На протяжении всех Игр нас объединял душевный подъем, необыкновенная радость от побед. Грандиозные спортивные объекты, построенные за столь рекордные сроки, великолепная организация спортивных мероприятий – все это вызывало бурю эмоций, создавало настроение и желание быть причастным к этому великолепию.

– В чем причина столь успешного выступления российских спортсменов?

– В последнее время очень много делается для развития спорта на местах: новые современные спортивные объекты, профессиональные кадры. На примере Тюменской области это очень четко видно – «Жемчужина Сибири» является не только гордостью области, но и страны. С другой стороны – колоссальная поддержка руководителей  регионов. Там, где губернатор уделяет внимание развитию спорта, есть конкретные результаты. Но и нельзя не сказать о том, что на «домашней» олимпиаде было бы стыдно выступить плохо.

– Вас, без преувеличения, можно назвать самым деятельным главой региональной спортивной федерации. Как складывались ваши личные отношения со спортом? В чем сегодня видите свои задачи как глава региональной федерации лыжных гонок и биатлона?

– Федерация лыжных гонок и биатлона Тюменской области за последние 10 лет очень многого достигла. Создана современная спортивная база, спортсмены обеспечены качественным спортивным инвентарем, имеется профессиональный коллектив тренеров. Благодаря этому наши лыжники и биатлонисты участвуют в международных соревнованиях и защищают честь страны на Олимпийских играх, завоевывая медали разного достоинства. Развито паралимпийское движение.  В рейтинге всех субъектов РФ последние 4 года наша область занимает лидирующие позиции. Но все это стало возможным благодаря  активной поддержке главы региона – Владимира Якушева. Основными задачами на предстоящий олимпийский цикл я бы определил эффективное использование построенных объектов и применение инновационных методик в тренерском процессе.

– Разделяете ли всеобщее ликование по поводу присоединения Крыма?

 – Уверен, что присоединение Крыма - важнейшее событие новейшей истории. Редко приходится ощущать такую мощнейшую концентрацию чувств - патриотизма, веры и гордости за свою страну. Но в то же время надо отдавать себе отчет, что не так все просто, что потребуется колоссальные усилия для интеграции Крыма в Россию. Это и огромные финансовые затраты, и налаживание отношений  с государствами,  не признающими нынешних соглашений.  Также потребуются немалые совместные усилия с той и другой стороны, чтобы Крым адаптировался и стал настоящей жемчужиной России.

– Расскажите о своей семье…

– Я родился на юге Тюменской области, в городе Ишиме. Мама нас с сестрой воспитывала одна и то, чего я и сестра добились в жизни – это ее труд, принципы и трудолюбие. Сейчас вся семья живет в Тюмени. Жена – врач, дочь и зять – работают в бизнесе. Есть маленькое необыкновенно прелестное создание – внучка Маша.

– Как отражается активная занятость в политике на семейных отношениях?

– В настоящее время в политике я не занят, поэтому все свое время посвящаю родным. Моя семья – это мои самые верные друзья и  единомышленники, поэтому никогда не поднимался вопрос о том, что я мало уделял им внимания. Я всегда старался жить проблемами близких. Моя семья – это мой мир,  в котором мне комфортно и безопасно, и я это очень ценю.

– Менялись ли у вас жизненные ценности и что сегодня для вас самое ценное?

– Когда ты молод, все усилия направлены на создание карьеры, все средства работают на твой имидж, ты как альпинист пытаешься забраться на вершину и покорить ее. В более старшем возрасте на первый план выходят немножко другие ценности – семья, дети, внуки, ведь это по сути то, ради чего мы карабкаемся на вершину. Поверьте, видеть улыбку внучки, слышать ее первые слова – это самое большое счастье в жизни.

– В свое время интерес к Вам лично в нашем городе был весьма велик, но уже продолжительное время о Вас ничего неизвестно. Где Вы сейчас живете, чем занимаетесь?

– Я живу и работаю в Москве, являюсь председателем президиума правления общероссийской организации «Женщины бизнеса». Эта структура была организована еще в 2006 году замечательной женщиной Татьяной Александровной Гвилава, она была директором российско-арабского делового совета при Правительстве РФ. На протяжении этих лет компания проходила период становления. И сейчас пришло время активных действий. Сегодня демографическая ситуация настолько сложна, что женщины вынуждены брать на себя все обязанности по обеспечению семьи, детей, а часто и пожилых родителей. В современной России 55%  женщин возглавляют малые и средние предприятия, и наша задача – помочь им, особенно на этапе становления. Правительство поддержало нашу организацию, выделив особняк на Таганке, там сейчас идет ремонт.

– Почему у нас все еще так мало женщин в политике?

– На этот вопрос мне очень трудно ответить. Хотелось бы сказать, что просто не пускают по гендерному признаку. Но я думаю, что в России этот процесс только начался, а на Западе идет уже давно. Там женщин очень много в политике, посмотрите, самые высокие позиции на госслужбе и в финансовой сфере занимают женщины. Даже среди министров обороны встречаются. И у нас это будет, нужно немного подождать. В Тюмени, кстати, есть очень достойные женщины, я знаю лично и с большим уважением отношусь к Наталье Александровне Шевчик, Ольге Леонидовне Езикеевой и моему наставнику Кларе Григорьевне Барбаковой. Это удивительные женщины, каждую из них можно смело выдвигать на самые высокие руководящие посты.

– То есть женщина-президент в России тоже может быть?

– Почему нет? Вспомните нашу историю. Банально, но то, что Екатерина II сделала для государства, мало кто из мужчин смог бы. Она заставила всю Европу делать то, что считала нужным и что в итоге было важно для России.

– Географически Ваша жизнь связана с тремя городами: Сургут, Тюмень и Москва.  Какой из них Вас больше притягивает и почему?

– Мне везде было одинаково хорошо, я просто жила и работала в предложенных мне обстоятельствах, никаких героических поступков точно не совершала. Моей родиной был и остается Сургут. С историей города связана и непростая история моей семьи. Коренных жителей никогда в Сургуте не было. Все люди, как правило, прибывали сюда не по своей воле. Деда моего выслали из Вятской губернии, семье пришлось адаптироваться в непростых условиях. Когда я родилась, Сургут представлял собой небольшой поселок, где без сапог выше колена было не пройти. Город вырос вместе со мной. Сегодня он современный, ухоженный, с палисадниками роз. И для меня это самый лучший город, потому что там прошли мое детство и яркая, насыщенная юность. Много было трудностей, но, будучи молодыми, справлялись с ними легко, жили и работали во имя Родины. У меня ностальгия по тому времени, когда все были объединены одной идеей. Я с теплотой вспоминаю Тобольск, где четыре года проучилась в педагогическом училище и, конечно, Тюмень. Помню Тюмень в 70-е годы: темно, грязь по уши, богом забытый город. Когда же я уезжала из него в 2002 году, это был уже состоявшийся областной центр с красивыми домами и улицами. На Тюмень пришлась моя очень активная жизнь. В Москве она стала спокойнее только потому, что большие расстояния. Я не все успеваю, пока не придумали такого транспорта, который мог бы быстро тебя доставить из точки А в точку Б.

– А уехать жить за границу не хотелось?

– У меня даже мысли никогда такой не было. Наша семья не космополиты. Я очень часто бывала и бываю за границей. Там здорово: и улицы чище, и хлеб белее, но это все чужое. Мои корни здесь, здесь жили мои деды и родители. 

– Поддерживаете ли Вы отношения с друзьями юности?

– Они все со мной и сейчас, я никого не потеряла. Вот те и остались друзья, которые еще с Сургута. Когда-то я работала в известном тресте «Сургутподводтрубопроводстрой», так вот мы с моими бывшими коллегами до сих пор встречаемся каждый год в День нефтяника – первое воскресенье сентября. Все они состоявшиеся, успешные люди. На тех, кто прошел Север, можно положиться, «гнилые» там не приживались.

– Можно ли стать эффективным управленцем, не пройдя все ступени от низшего звена до высшего (что сегодня не редкость)? Если бы мне досталась пара месторождений, и я сегодня смогла бы быть на первых строчках «Форбса»

– Наверно, есть такие ломоносовы, но я их не встречала. Практически из всех сфер уходят профессионалы, остаются управленцы, теперь все менеджеры. Смешное слово «менеджер». Не может человек без опыта и серьезного знания производства руководить этим производством, я в этом совершенно уверена.

– Почему в Тюмени к Вам всегда было неоднозначное отношение?

– Я же не золотой алтын, который нравится всем. Те, кто работал со мной, кто знает меня лично – относятся ко мне адекватно. А те, кто где-то что-то слышал… ну, на каждый роток ведь не накинешь платок. Потом, статус моего мужа всегда довлел надо мной. И я не обижалась на это никогда. Ну что, по мнению некоторых, стоило губернатору подсобить родному человечку? Примеров тому множество. Почему нет? Те, кто знает Рокецкого, прекрасно понимают, что не будет Леонид Юлианович никому из родственников подсоблять никогда. Он глубоко порядочный человек, не из породы современных менеджеров.

– Вы – человек бизнеса, Леонид Юлианович – политик…

– Не могут же все в политике быть, кому-то надо деньги зарабатывать.

– Что значит быть женой большого руководителя, политика?

– Это тяжелая работа. Я только о себе говорю, о своем опыте. Мужа никогда нет дома, потому что он работает, и все бытовые вопросы, а их немало, нужно решать самой. Он служил верой и правдой государству, являясь примером для наших детей. И, если бы я с этой мыслью не свыклась, наверное, у нас бы семья не состоялась.

– Но при этом Вы никогда не были тенью собственного мужа и всегда занимали активную позицию…

– Да, у меня всегда была активная жизненная позиция, мне многого хотелось в жизни добиться, и я считала, что смогу. В 17 лет я уже была секретарем комитета комсомола, в 19 – меня приняли в партию, а в нее по блату не принимали. Нужно было везде успеть: и дома, и на работе, и в учебе. Никогда не могла спать до 10 часов. В общем, вся жизнь пролетела как одно мгновение.

– Желания быть домохозяйкой никогда не возникало? Помню Тюмень в 70-е годы: темно, грязь по уши, богом забытый город

– То, что сейчас многие женщины сидят дома, воспитывают детей, дают им хорошее образование – наверно, это правильно. Я никак не умаляю их достоинства, потому что это надо наступить на горло собственной песне и заниматься только домом и воспитанием детей. Я иногда жалею, что не смогла детям уделить достаточно внимания, но это уже зависит от характера. Дом и работу я совмещала, как могла. Дети понимали, что их родители заняты важной работой – это с детства воспитывало у них личную ответственность: что заработал, то и получил. Сейчас жизнь совершенно другая: огромные возможности по развитию и воспитанию детей, им уделяется значительно больше внимания. Будь я молодой мамой сейчас, может быть, я по-другому построила бы свою жизнь.

– Какие Ваши дела и поступки вызывают у Вас чувство гордости?

– Ну как можно о себе такие вещи говорить, я не представляю. Старалась все делать так, чтобы стыдно не было ни мне, ни моим детям. Мне кажется, я этого добилась. Могу открыто смотреть в глаза людям, я никого не обидела, мимо чужого горя не прошла. В 90-е мы создали банк, который стал одним из лучших, это, как капитализм с человеческим лицом. Во время дефолта 1998 года рассчитались со всеми своими вкладчиками, в отличие от многих других банкиров, которые на дефолте заработали. Сегодня мне ни перед кем не стыдно.

– Какой период в постперестроечной России был наиболее благоприятным для развития бизнеса?

– Мне кажется, что такого периода и не было, потому что правил игры не существовало никогда, их нет до сих пор. Успешному развитию бизнеса сегодня мешают три основные проблемы: дикая коррупция, налоги, которые все душат, и таможня. Поэтому я и вошла в организацию «Женщины бизнеса России». Я понимаю, что гор мы не свернем, но если объединимся и будем разговаривать с правительством на каких-то паритетных началах, то улучшить ситуацию сможем.

– Кто для Вас авторитеты в бизнесе?

На тех, кто прошел Север, можно положиться, «гнилые» там не приживались – В масштабах России я вряд ли смогу судить объективно. Из тех, кого знаю лично – Валерий Леонидович Коликов*, мы вместе работали в Сургуте и до сих пор поддерживаем дружеские отношения. Он создал совершенно уникальную структуру мирового уровня. У него субподрядчики – иностранцы, представляете? Не он у них подрядчик, а они у него – очень серьезные компании. Все создал своими головой и руками и вошел в список «Форбса». Я уважаю и других своих бывших коллег, которые сегодня являются успешными бизнесменами. Им ничего от государства не досталось – ни жидкого, ни твердого, никаких активов, они все сделали сами, ничего не взяв у государства. Я с сожалением смотрю на «великих» бизнесменов, которые разделили то, что принадлежало всему народу, а теперь учат нас бизнесу. Поверьте, если бы мне досталась пара месторождений, и я сегодня смогла бы быть на первых строчках «Форбса».

– Каких принципов в управлении Вы придерживаетесь?

– Уважение к людям, которыми руковожу. Я против кадровой текучки, расстаюсь только с теми, кто не хочет учиться и двигаться вперед.

– Говорят, Вы жесткий руководитель…

– Не жесткий, а справедливый. У меня большой опыт работы, я после первых трех минут разговора понимаю, зачем пришел человек, и принимаю решение – продолжать разговор или нет. А вообще, я мягкая и пушистая (улыбается)…

– С Леонидом Юлиановичем Вы прожили ни один десяток лет. Поделитесь секретом счастливой семейной жизни?

– Совместная жизнь – это всегда компромисс. Сначала, конечно, любовь. Но, как уже доказано, это химический процесс, который длится не более трех лет. На долгие годы сохраняются семьи, в которых есть глубочайшее уважение друг к другу. Как можно не уважать моего мужа? Он был и есть государственный деятель, который никогда не поступается своими принципами. Конечно, можно было бы встать в позу, сказать: слушай, я тоже чего-то в этой жизни могу. Но тогда не получилось бы семьи, что самое главное для женщины. Я бы осталась с амбициями, а дети без отца.

– Чем сейчас занимаются Ваши дети и внуки?

– Я не люблю хвастать своими детьми, одно могу сказать – я довольна ими. Они получили прекрасное образование, твердо стоят на ногах, двигаются по жизни. Сын Андрей у меня очень серьезный, он бизнесмен, в этой жизни всего достиг сам. Анна – человек творческий и пишет замечательные стихи. Мы когда строили гостевой дом, думали, что 24 стула хватит для нашей семьи и гостей. А в результате оказалось, что, когда мы все садимся за стол и еще приезжают сваты, за столом  места мало. Да, у нас большая и дружная семья, и за это я благодарю судьбу особо. Большего счастья для женщины и не надо.

– Вы ничего не сказали про внуков…

– Галина Андреевна, моя старшая внучка, работает в администрации Президента России. Она, конечно, еще только-только в начале большого пути, но очень старается и, я думаю, всего в жизни добьется, поскольку девушка целеустремленная, характером на меня похожа, этому я очень рада. Внук Антон окончил первый курс юридического факультета МГУ и пошел служить в армию, это было его решение, и мы с этим согласились. Потому что, как бы пафосно это ни звучало, есть такая профессия – Родину защищать. Остальные трое учатся, один ходит в детский сад. Совершенно потрясающие дети, мои внуки – для меня они самые лучшие.

– Вы человек верующий, как пришли к этому?

– Я самостоятельно пришла в храм – меня никто не заставлял, даже не знал никто, потому что в те времена не принято было говорить об этом. Помню, на Рождество в Миллениум мы собрали в Тобольске 250 руководителей области, и Валерий Григорьевич Роженцев, тогда начальник МВД области, сказал мне: «Я ведь вообще-то, Галина Андреевна, атеист». Это было в те времена, сейчас-то он уже верующий человек. Я спрашиваю: «Валерий Григорьевич, а вы всегда были генералом-то?» Он: «Да, нет». Я: «Вот вы, когда были лейтенантом, когда пули летели, вы чего говорили-то? Господи, спаси и сохрани? Не говорил же:
Ленин со Сталиным, спасите нас, пожалуйста». На «Титанике» неверующих не было, это уже доказано. Я 18 лет назад в первый раз приехала в Израиль и периодически там бываю и убеждена, что мне во многом помогает Господь и моя вера. Я очень благодарна нашему владыке Димитрию, ныне Митрополиту Тобольскому и Тюменскому, за дружбу, поддержку и понимание.

– Чего Вы не прощаете?

– Подлости и предательства. Я не осуждаю никого, но и не приемлю. Знаю, что надо всех прощать, но не получается, у меня лично не получается. Я и на исповеди всегда говорю, что прощать подлецов и предателей у меня не получается.

– Есть ли место спорту в Вашей жизни?

– Три раза в неделю фитнес, сожалею, что не пять. Это моя жизненная необходимость. Мы как-то считали, сколько я прошла вокруг озера в санатории «Сибирь» километров, и оказалось – полторы тысячи. Больше меня не прошел уже никто.

– Что в планах и мечтах?

– Вот встретимся через каких-нибудь пару лет, тогда я вам и скажу, чего я хотела и чего я добилась, а сейчас пока умолчу. Но с удовольствием поздравлю всех женщин Тюмени с приходом весны, которую в северных широтах мы ждем с особым трепетом. Хочу пожелать внутренней гармонии, благополучия в семьях, новых открытий и свершений, любви к окружающему миру и любви самых близких людей!

– Андрей, недавно за вашим департаментом закрепили туризм. Ждут ли изменения эту отрасль?

– Не совсем так. После выборов было принято решение о создании нового департамента, куда вместе с имеющимся функционалом вошло туристическое направление. Формирование структуры началось с декабря прошлого года. В департаменте создается управление, внутри которого будет специальный отдел, его задачи – развитие туристической инфраструктуры, формирование и продвижение региональных турпродуктов на российском и международном рынках. Укомплектоваться планируем к концу февраля. Параллельно идет работа по созданию туристическо-информационного центра (ТИЦ),«Есть соответствующие нашему краю стереотипы, и не надо этого стесняться, тем более открещиваться от них. Если нас воспринимают как нефтяной край, значит, в городе должны быть нефтяные вышки, на фоне которых можно фотографироваться». который займется информированием жителей и гостей региона о туристических ресурсах края. Отделы ТИЦ разместятся в аэропорту, на вокзалах, в центре города. В компетенцию центра войдет анализ существующих в области турмаршрутов, а также разработка и утверждение новых. Чтобы имелись продукты для разной категории граждан, условно говоря, бизнес- и эконом-класс.

– Какие конкретно задачи ставит губернатор?

– Учитывая наше прямое подчинение главе области, можно говорить о том, что туризм становится одной из значимых и перспективных отраслей. Нам необходимо, во-первых, оценить тот потенциал, который мы уже имеем, во-вторых, определить, какие направления требуют государственной поддержки. Например, если брать горячие источники, где-то они в хорошем состоянии, где-то – в неважном. Соответственно, мы должны помочь «подтянуть» их до нужного уровня. Сейчас есть запрос на посещение источников в естественной среде, значит, надо сделать так, чтобы источник был диким, но при этом «приличным». Это требует инвестиций. Наша задача – отобрать такие проекты и оценить, какие средства потребуются на их финансирование. Что касается потенциала региона, то мы должны подготовить стратегию по развитию всех секторов туристической отрасли, а затем расставить приоритеты. В каждом сегменте есть свои плюсы, свои сложившиеся традиции, какие-то болевые точки, которые надо «лечить». По некоторым направлениям у нас уже есть понимание насчет того, куда двигаться и как их развивать.

– Например?

– Например, охота. Это очень давний промысел, который раньше сравнивали с сельским хозяйством. Ведь это дичь, грибы, ягоды – и этого в достатке в нашем регионе. Сибирь всегда славилась пушниной. Кроме того, в нашем регионе есть такие крупные звери, как кабан, косуля, лось, медведь, чем могут похвастаться немногие области. Я объехал несколько хозяйств, часть из них уже на 100 процентов готова к встрече любых гостей, включая иностранцев. И по месту проживания, и по организации охоты, и по обеспечению транспортом и снаряжением. Ну и, конечно, традиционная сибирская банька (смеется).

– А иностранцы к нам приезжают?

– Пока немного. В соседней Курганской области за сезон иностранных охотников бывает в разы больше. Но там это направление развивается уже несколько десятилетий, а у нас до последнего времени охотхозяйства, в первую очередь, заботились о том, чтобы удовлетворить собственные потребности. И только сейчас люди начали задумываться над окупаемостью, появляются смежные бизнесы, та же выделка шкур у нас не уступает европейским стандартам. В охотничьих хозяйствах сегодня стали уделять внимание обу-чению персонала, то есть идет подготовка к приему гостей на достойном уровне. «Я удивился, но у нас есть такая замечательная «изюминка», как традиционная царская (комплектная) охота. И мне довелось в ней поучаствовать».Плюс ко всему, в отличие от того же Кургана, мы можем похвастаться не только лесостепью, но и темно-хвойными участками тайги с присущим им разнообразием зверя: тут вам и соболя, и медведи, и росомахи, и лоси. А утиная охота, глухари, тетерева… Так что потенциал огромный. Еще я удивился, но у нас есть такая замечательная «изюминка», как традиционная царская (комплектная) охота. И мне довелось в ней поучаствовать.

– Под Тюменью?

– Да, в Голышмановском районе живет интересная семья казака Андрея Реутского (восемь детей). У них свое хозяйство, табун лошадей, хозяин разводит борзых и гончих собак. И вот мы выезжаем на лошадях (пять всадников-«борзятников» и упряжка с санями) в сопровождении собак. Меня облачили в казачью бурку, папаху. Зрелище завораживающее, я до этого подобное видел только в кино. Это охота без ружей, псы загоняют зверя (заяц, лиса), а ты потом по сигналу стравливаешь свою гончую. Когда собаки «сбривают» (как говорят «борзятники») жертву, их отгоняют, чтобы не подрали зверька. Очень красивое и эмоциональное действо, тут важен сам процесс, а не результат. Это называется естественной охотой, потому что, если зверь хитрый и сильный, он от собак уходит. На такую охоту можно выезжать с сыновьями, это формирование определенной культуры, а также мужского духа и характера.

И, конечно, в нашем регионе должен быть музей охоты. Не государственный, а именно частный, где-нибудь в охотничьих угодьях. Где был бы показан быт охотника, интересные предметы, связанные с промыслом, например, скрадок на дереве, где прятали добытый трофей. Кстати, этого казака мы убедили в том, что надо делать из царской охоты настоящий туристический маршрут, первые заказчики уже есть.

Или в прошлом году мы с семьей побывали на рыбалке в Увате. Жили в деревянной затапливаемой по весне избушке, в естественных условиях, и нас это нисколько не смутило. В этом своя экзотика, и зачастую туристы хотят именно «дикости», непосредственности. Если продукт стоящий, не надо стесняться его предлагать, даже если кажется, что ему не хватает лоска. Потребитель уже сам оценит – нужен он или нет, обратную связь мы получим быстро.

– Вы сказали, что в задачи департамента, информационного центра входит непосредственно пиар туристических направлений. Как это происходит?

– Продвижение сегодня ставим во главу угла. В первую очередь, оно должно идти внутри региона. Мы понимаем, что все, кто проживает на территории области, – потенциальные туристы. То есть тюменцы ездят в Тобольск, Ишим, Салехард, Ханты-Мансийск, а они – к нам. Это абсолютно правильно, другое дело, что информация о внутреннем туристическом потенциале региона доносится крайне слабо, и мы обязаны эту ситуацию переломить. Второй этап – продвижение наших маршрутов за пределами региона. «Каждый житель региона должен стать патриотом наших брендов: сибирское здоровье, купеческое слово, деревянная резьба и т. д.».Для этого существуют конкретные механизмы, самое основное – взаимодействие с такими же туристическими центрами других городов. Помимо этого, можно формировать межрегио-нальные маршруты, например, совместно с Екатеринбургом разрабатываем экскурсионную поездку «По следам царской семьи». Плюс в том, что можно начать в Екатеринбурге и закончить Тобольском, а можно – наоборот.

Либо взять кольцевые маршруты, существует Золотое кольцо России, сейчас разработано еще одно – Жемчужное ожерелье (вокруг Москвы), куда входят 10 городов. Механизм очень простой – выстраивается единая концепция, которая объединяет несколько географических центров, и в сознании туриста маршрут становится брендом. Это очень удобно как для местных путешественников, так и для иностранцев. К тому же экскурсию можно начать в любом из городов кольца, и, в зависимости от финансовых и временных возможностей, посетить либо все пункты, либо несколько. За счет того, что все участники маршрута являются «точками входа», в 10 раз увеличивается шанс получения туриста.

Сейчас завершается разработка еще одного межрегионального турпроекта – «Великий чайный путь», куда входит Тюмень. Задача ТИЦа – отработать нашу часть маршрута, чтобы турист остался доволен.

– Проводится ли работа по завлечению в регион иностранцев?

– Да, мы планируем работать с Национальным маркетинговым центром по туризму (Visit Russia). Он как раз занимается продвижением туристского потенциала российских регионов на внутреннем и международном рынках, организовывая встречи между заинтересованными сторонами. Я был на одной из таких конференций в Москве. Там собралось около 100 компаний, которые предлагали свой продукт друг другу. Преимущество в том, что я могу подойти к представителю другой страны и рассказать о наших предложениях. А он, в свою очередь, доносит их до туркомпании своей страны или региона. Сейчас нам необходимо максимально участвовать во всех подобных мероприятиях, заявлять о себе.

– Помимо охоты, какие у нас перспективные направления?

– Видов туризма довольно много: познавательный, охотничье-рыболовный, рекреационный, спортивный, паломнический, медицинский, событийный, экстремальный, деловой и экотуризм. Например, деловой туризм. Это тот сегмент, который не нужно специально привлекать туристы уже здесь. Люди приезжают к нам на 2-3 дня, и тут важно суметь разбавить их официальную программу любым из вышеперечисленных направлений. Чтобы человек смог увидеть что-то интересное, получить новые впечатления. А ведь это на самом деле востребовано, поскольку деловая поездка приобретает туристический окрас. Мы должны совместно с бизнесом научиться делать акценты на местной тематике, обыгрывать ее. Посмотрите на отель «Евразия» с чумами на открытой крыше, ресторан «Чум». Это грамотно акцентированные проекты, северная атрибутика сейчас популярна. «Каждый житель региона должен стать патриотом наших брендов: сибирское здоровье, купеческое слово, деревянная резьба и т. д.».Я считаю, гастрономический туризм сегодня в тренде, и в меню любого ресторана можно вносить несколько сибирских деликатесов: оленину, строганину, иван-чай и т. д. Некоторые это уже используют, помимо «Чума» можно отметить ресторан «Сибирия» Отеля «Ремезов», где делают упор на авторские блюда из региональных продуктов. Потому что турист всегда хочет попробовать какие-то местные блюда, это естественное желание. Почему бы на этом не заработать? Но и само направление делового туризма можно развивать – за счет открытия больших деловых центров и выставочных залов.

На встрече со специалистами Ростуризма нам сказали: коллеги, если вы хотите, чтобы в регион шли федеральные инвестиции, вы должны показать нам кластеры, в один объект никто вкладываться не будет. В этом плане у нас есть отличный вариант – горячие источники. Их можно выделить в отдельный сегмент, создать, к примеру, Минеральное кольцо Сибири (улыбается).

Если мы говорим про медицинский туризм – огромный потенциал у «Медгорода». Уже сегодня тысячи россиян и иностранцев получают здесь лечение, эффективность которого превышает общие показатели по стране. Предлагаемый уровень обследования и лечения соответствует международным европейским стандартам. Кроме того, все можно пройти в одном месте.

Поэтому туризм сегодня – это история не столько про человека с рюкзаком, сколько про то, как вывести свою компанию на новый уровень. В нынешних экономических условиях это может стать дополнительным стимулом для бизнеса. У нас есть все для того, чтобы создать достойные туристические продукты. Город не единожды признан самым комфортным для проживания в России, и это надо использовать. Есть такие цифры, что один турист обеспечивает работу 4-х человек: он летит на самолете, посещает аэропорт, ест в ресторанах, заселяется в гостиницу и т. п.

– И все-таки, наверное, самое брендовое место на территории нашего региона – это Тобольск?

– В Ростуризме мне говорили: ваш Тобольск – это жемчужина. Зачастую мы недооцениваем то, что находится рядом, относимся, как к чему-то привычному. Я практически каждый год приезжаю в Тобольск, но не как турист, а либо к знакомым, либо просто погулять по Кремлю. Вроде кажется, все уже там знаешь. Недавно у нас был совет по туризму в Тобольске, и мы в течение дня, практически бегом, осматривали местные достопримечательности. В том числе отели, уровень которых значительно поднялся. Отреставрировали «Тобол», очень аутентично выглядит гостиница «Сибирь»: старинная мебель, ты реально сидишь на стуле, которому 100 лет, открываешь шкаф, а там непонятный механизм 19 века – оказывается, это вешалка. Плюс сами хозяева словно пропитаны той эпохой, это здорово. Есть отели в более доступном сегменте, ничего лишнего, все очень чистенько, аккуратно и невысокая цена – в среднем 1300 руб. за ночь с человека.

В качестве экзотики – возможность поселиться прямо в Кремле, получить интереснейший номер в соответствующем стиле. Или взять хостел, который сделали в тюремном замке. Там тебе и экскурсию проведут, и баланду, если хочешь, подадут, можешь примерить кандалы. Для желающих у них разработан квест «Побег из тюремного замка». В Доме «в один объект никто вкладываться не будет. В этом плане у нас есть отличный вариант – горячие источники. Их можно выделить в отдельный сегмент, создать, к примеру, Минеральное кольцо Сибири» наместника не так давно оборудовали новый музей, где можно узнать много интересного о семье Романовых, о знаменитых людях, судьба которых была связана с Тобольском: Менделееве, Ершове, Достоевском. Здесь имеются уникальные личные вещи исторических личностей, практически в каждом зале есть интерактив.

Абалак – вообще отдельная тема, это не только уникальная история Сибири, но и интересное место для семейного отдыха. Там есть номера, выполненные в национальном стиле народов, которые проживают на территории Сибири. Огромные бревна в метр толщиной, отличная баня. До недавнего времени я ничего не знал о тобольском курорте «Алемасова». Побывал с семьей – это фантастика: экстремальный тюбинг через лес. На моих глазах китайцы визжали от восторга. А еще здесь можно прокатиться на зимнем «банане». Про красоту места уже не говорю.

– Если мы говорим о развитии регионального туризма, немаловажным фактором становится цена вопроса. Привлечь людей на дорогие продукты нелегко…

– Формирование цены – важный момент. Никто не готов переплачивать, сейчас, наоборот, за свои деньги все хотят получить несколько больше обычного. Есть четыре типа обмена. Например, покупка хлеба. Первый: ты взял у человека 10 рублей и ничего не дал взамен – это элементарный грабеж. Второй: человек дал тебе 10 рублей, а ты ему – булку хлеба, он разрезает ее дома, а там пусто. Это обман, мошенничество. Третий: заплатил за булку хлеба 10 рублей, получил хороший продукт, все довольны. Этот тип обмена хорошо работал в прошлом веке. Но нынешнее время рождает четвертый тип – обмен с превышениями, когда ты платишь 10 рублей, а взамен получаешь булку хлеба, которую кладут в пакет. Это сервис: тебе дали чуть больше, чем ты просил. Чтобы продвинуть продукт, надо действовать также. Возьмем для примера Сочи. Сегодня туда можно съездить за 8 тысяч рублей: перелет и проживание на 4 дня. Это, наверное, себестоимость, если не ниже. И они постоянно делают эти выстрелы в несезон, тем самым загружая отели и формируя при этом бесплатную рекламную кампанию. О подобных акциях люди сами с удовольствием расскажут. Если мы хотим учиться на хорошем, то должны брать с них пример. Когда я разговаривал с тобольскими отельерами, спросил: вы готовы упасть в цене процентов на 50 в несезон? Один мне сказал, что нужно подумать, а второй сразу выразил готовность: «Себестоимость плюс один рубль». Допустим, мы хотим, чтобы тюменцы постоянно приезжали в Тобольск, но ведь человек туда едет на машине, тратит деньги на бензин, еду. Значит, мы должны дать такую цену, чтобы он подумал: я что в Тюмени проведу эти выходные, гуляя по кинотеатрам, что до Тобольска доеду, пусть дороже процентов на 30, зато впечатлений в разы больше. Поэтому мы будем выстраивать в цепочку тех бизнесменов, которые понимают необходимость создания доступного туристического маршрута, и, соответственно, продвигать эти маршруты.

– Есть регионы, на которые можно и нужно равняться в плане развития туризма?

– Таких регионов, наверное, десяток, у каждого можно чему-то поучиться. Если взять ближайший Екатеринбург – они активно начали продвигаться в последние годы, участвуют во всех мероприятиях, забрендировались, тур-сообщество как-то объединили вокруг себя. В Казани очень разумно используют свои инвестиции: если они во что-то вкладывают, то максимально это раскачивают. Плюс население с удовольствием продвигает местные достопримечательности. Часто привожу такой пример. Когда я уезжал из Казани на такси в аэропорт, таксист продал мне следующее путешествие. Он просто спросил: а вы там были? А там? Соловьем пропел мне про это место, и я в следующий раз его посетил. В Тюмени поведенческая культура в городе тоже уже сложилась, мы готовы к приему туристов. Только каждый житель региона должен стать патриотом наших брендов: сибирское здоровье, купеческое слово, деревянная резьба и т. д. «мое мнение – чем больше во власти будет людей из бизнеса, из различных отраслей производства, практиков, тем быстрее мы начнем разговаривать на одном языке,  и не придется объяснять друг другу очевидные вещи».Сочи – молодцы с точки зрения продажи за доступную цену, они не сидят, как собака на сене. В Санкт-Петербурге здорово работает туристический информационный центр, у них огромное количество маршрутов. Хорошо подключают гаджеты: когда ты просто берешь телефон, направляешь на любое место, и на экране высвечивается, сколько в ближайшей округе интересных объектов. Весь этот опыт мы сейчас анализируем.

– Чего, на ваш взгляд, не хватает региону?

– Есть соответствующие нашему краю стереотипы, и не надо этого стесняться, тем более открещиваться от них. Если нас воспринимают как нефтяной край, значит, в городе должны быть нефтяные вышки, на фоне которых можно фотографироваться. Говорят, что у нас медведи ходят по улицам, пожалуйста – пусть на центральных проспектах появятся скульптуры идущих медведей. То есть нужно с юмором обыгрывать представления о городе.

Очень востребованная вещь – тур нефтяника, об этом нам постоянно твердят туроператоры. Можно легко организовать день посвящения в нефтяники: выехали, например, на Антипинский НПЗ, потом на тренировочные вышки, приняли участие в бурении. Посмотрели старый балок и быт первых нефтяников. Должен быть музей нефти. Нужно рассказывать всем, как люди за 22 года люди буквально совершили подвиг, построив 22 города в условиях Крайнего севера. Эмиратовские пальмы по сравнению с этим отдыхают. Еще нужен зоопарк с местным колоритом и просторными вольерами, где был бы собран наш животный мир. Возможно, с интерпретацией сказки «Теремок».

– У вас интересное для чиновника хобби – живопись. Над чем сейчас трудитесь?

– Честно говоря, последние полгода не брал в руки кисть. Но у меня есть ряд занятий, которые помогают отвлечься. Не люблю сидеть в четырех стенах, я либо бегаю, либо катаюсь на велосипеде, либо выезжаю за город. Последнее время практикуюсь как дачник, это еще одно новое хобби. Дело в том, что теща переехала жить в другой город и подарила нам свою дачу. И вот я там начал наводить красоту (смеется). Крашу дом, вместо части грядок разбил газон, посадил розы, виноград, даже небольшую футбольную площадку соорудил, и дети теперь с удовольствием туда ездят. Вместо старого металлического забора сплел новый – из ивовых веток. Для нас дача – оазис творчества и место для отдыха, получаю искреннее удовольствие, когда там нахожусь. У нас есть небольшая заводь, куда я запустил карасей, и теперь с сыном ловим рыбу. А еще периодически ее спасаем: зимой бурим лунки, чтобы не задохнулась. Вообще не так давно осознал, что свежий воздух дорогого стоит. Нынче встречали там Новый год. С подачи сына сделали огромные полутораметровые сугробы и сигали в них с крыши веранды. Это после того, как я рассказал, что в детстве мы с мальчишками любили прыгать в снег с различных возвышений. Сын решил, что у нас это будет постоянной традицией. Мы и гостей к ней приобщили (смеется). А еще расчистили нашу заводь и катались на коньках, играли в хоккей.

– Времени для общения с семьей хватает?

– Стараюсь находить. У меня правило – создавать повод для совместного досуга. В зависимости от времени года можно покататься на велосипедах, на лошадях, зимой – лыжи, горки или снежки, летом – рыбалка, ягоды, грибы. Это наш сезонный календарь активного отдыха.

– У вас ведь трое детей. Имеются какие-то свои методы воспитания?

– Да, старшей дочери 16, младшей – 9, сыну 10 лет. Я довольно веселый и зажигательный отец, со мной можно драться, кидаться подушками,
дуреть – в общем, я за здоровый кипиш. При этом всегда стараюсь развивать какие-то навыки в детях. Если у ребенка хорошо получается рисовать, лепить – пожалуйста, никаких ограничений, будем рисовать хоть каждый день. Это дело любит младшая дочка, а еще она шьет куклам необычные платья, вокруг нее творческий хаос. Мы сначала пытались с этим бороться, заставляли ее прибирать за собой, а потом смирились. Потому что уборка убивает желание что-то делать, теперь у нее есть подоконник, который весь раскрашен, шторы, размалеванные разными красками, и никто уже не обращает на это внимания, пусть выплескивает свою творческую энергию.

Очень важно увидеть в ребенке талант и развивать его. Я знаю по себе: все, что заложено в детстве, останется на всю жизнь, и ты будешь этим пользоваться. Наши дети обладают достаточно хорошими голосами и слухом, поэтому мы отдали их заниматься в школу рока. И сейчас у них есть настоящая рок-группа, дочь – соло, сын – на барабанах, при этом исполняют весьма разнообразный репертуар. Я, конечно, ставлю им задачи побеждать, но на сегодняшний день это не самое главное. «Я довольно веселый и зажигательный отец, со мной можно драться, кидаться подушками, дуреть – в общем, я за здоровый кипиш».Важно, чтобы то, чем они занимаются, им нравилось, они развивались и получали удовольствие. Нет установки сделать из них рок-звезд, но каким-то образом связать свою судьбу с музыкой или сценой в будущем – почему бы и нет.

Стараюсь учить их тому, что в жизни ничего просто так не бывает. Если хочешь что-то получить, должен пошевелиться. Поэтому у них есть определенные обязанности по дому, и тут я достаточно строг. Но у каждого есть и своя система мотивации – сюда входит утренняя зарядка, хорошие оценки. То есть дети могут сами пополнять свой «подарочный бюджет», и это отучает их от «попрошайничества».

– Где можно увидеть вас с супругой, ходите ли вы на светские рауты?

– С удовольствием бываю с женой на каких-то мероприятиях, получается не так часто, но это хорошая возможность побыть вместе. Первый раз я это испытал на Венском балу, когда увидел много людей, красиво одетых, эстетично себя ведущих. Мне кажется, это должно быть традицией, чтобы и дети приобщались к таким мероприятиям. И речь не о пафосе, а о культуре и красоте. Это смена обстановки, общение и улыбки, встречи с друзьями. Если говорить про семью, то регулярно ходим с детьми в кино, я знаю все мультики, сам их люблю, у нас целая программа: мультфильмы, мороженое, батут и т. д. Люблю ходить на выставки картин, на концерты интересных групп. Здорово, что у нас есть выбор: одну музыку можно послушать в филармонии, другую, например, в ресторане «Максимиллианс», где обстановка дополняет образ исполнителя.

– Не возникает ли желание вернуться в бизнес? Насколько карьера чиновника удовлетворяет вашим запросам, желаниям, чаяниям?

– Вообще, в жизни все может быть. Никогда не думал, что буду чиновником. Но на сегодняшний день я здесь. Могу ли я стать в будущем бизнесменом? Возможно. Равно как и продолжить карьеру чиновника. 3-4 года назад поступало предложение развивать предпринимательство в Московской области, но принял решение остаться в Тюмени, думаю, мой потенциал еще не до конца реализован в своем регионе. На эту работу я пошел в связи с тем, что в какой-то момент стало ясно: изменить ситуацию в сфере взаимодействия бизнеса и власти эффективнее, будучи чиновником. Недавно мы ездили в Сингапур и смотрели, как там развиты кампусы профтех-образования. Так вот, у них все преподаватели – на сто процентов практики, отраслевики. За счет этого обучение идет в ногу со временем, с развитием технологий. Они учат ровно тому, что сейчас требует бизнес. Поэтому мое мнение – чем больше во власти будет людей из бизнеса, из различных отраслей производства, практиков, тем быстрее мы начнем разговаривать на одном языке, и не придется объяснять друг другу очевидные вещи. Потому что главное не то, что ты хорошо ориентируешься в законах, это могут сделать профессиональные юристы, а то, насколько хорошо ты ориентируешься в своей отрасли. Чтобы люди понимали тебя, а ты их. Надеюсь, что мы к этому вскоре придем.

– Вы уже ответили себе на вопрос, в чем смысл жизни?

– С 16 лет я самостоятельно зарабатывал на хлеб, и к 30 годам у меня уже была своя компания, где работало 400 человек, семья и трое детей. Я бывал в разных обстоятельствах, порой с головой уходил в бизнес, забывая в какой-то момент и о себе, и о семье. Чуть позже понял, что это неправильно, надо давать себе возможность получать удовольствие от жизни. Бизнес – это постоянная спешка, но потом ты оглядываешься и понимаешь, что дети уже подросли, а ты их практически не видишь.

Я достаточно рано начал переосмысливать жизненные ценности. Например, понял – нужно находить время для себя. Это может быть спорт, любое увлечение. Второе – надо уделять достаточно внимания общению с семьей, если ты выпал из этой обоймы, то можешь потом просто не восстановить утерянный контакт. Дети должны быть с тобой свободны, открыты, спокойны, иметь возможность говорить на любые темы. А отсутствие барьеров невозможно без постоянного нормального общения, когда ты даже не папа, а просто друг, с которым можно чем-то позаниматься.

В чем смысл жизни? Еще ни один философ не ответил на этот вопрос. Для меня – быть кому-то нужным.

– Борис, известно, что вы работали в «Афише» и «Снобе» журналистом, чем все-таки вызван ваш уход, связано ли это с тем, что вы исчерпали себя в этой профессии?
– С 19 и до 32 лет я работал журналистом и этим зарабатывал себе на хлеб. Но потом так сложилось, что увлекся темой еды, начал больше про это писать, готовить, дружить с фермерами. В это же время стал терять интерес к основной профессии. Возможно, это связано с тем, что в конце 90-х – начале 2000-х журналист был довольно важной персоной в обществе, к нему прислушивались, его мнение много значило, а с появлением Интернета и изменением информационного пространства роль журналиста значительно снизилась. Стала пропадать эксклюзивность профессии. Безусловно, и сейчас есть прекрасные журналисты, наверное, этим вполне можно заниматься, я просто говорю о своих ощущениях, мне стало как-то тоскливо. Плюс ко всему я всегда работал на кого-то, а была мечта быть более свободным. Все сложилось, как пазл, и в итоге в 2000 году я ушел из журналистики.
  
– «ЛавкаЛавка» начиналась как хобби, сегодня это бизнес, известный не только в Москве, но и в России, создан настоящий бренд. Насколько это серьезно, и каковы перспективы его развития?
– С одной стороны, это вполне серьезно, мы объединяем почти 200 фермеров. Есть свои рестораны, магазины, кафе, рынки, какие-то производства строим. Но, с другой стороны, налицо некоторая переоценка ситуации. Да, многое сделали, многого добились, но на самом деле с точки зрения экономического явления мы очень маленькое, микроскопическое предприятие по сравнению с иными крупными игроками.

– Но именно вы задали моду на экопродукты…
– Да, пошел тренд.

– Что для вас сейчас является самым сложным в ведении бизнеса?
– Не терять интерес к воплощению, к ведению уже существующих проектов. На уровне старт-апа довольно легко относиться к этому с энтузиазмом, гореть делом, а когда все заработало, начинается ежедневная рутина. И при этом она все равно требует постоянного внимания, развития, усовершенствования. Главное – не потерять энтузиазм, желание углубляться в детали, контролировать. Я такой человек, что в какой-то момент мне становится скучно, хочется чего-то нового...  Вот открыли магазин, и я бегу дальше, хотя он, может быть, еще требует доработки. Я иногда это делегирую, и в ряде случаев такое делегирование заканчивается оптимистично, но зачастую приходится вновь вникать во все самому. Это значит, что нужно стратегически грамотно выстраивать управленческую структуру и управлять персоналом, ставить им правильные задачи и цели, продумывать мотивацию, а затем контролировать выполнение работы. К сожалению, пока это мне дается с трудом.

– Ваша компания славится тем, что вы не берете кредитов, а успешно используете краудинвестинг*. В каких сферах бизнеса, кроме фермерства, это может быть успешно применимо в России?
– Я думаю, во многих. На самом деле, в любом секторе бизнеса, где появляются новые проекты и требуются инвестиции, в той или иной степени возможен краудинвестинг. Другое дело, что большей популярностью и потенциалом, наверное, будут пользоваться те сферы, которые, помимо экономического и финансового аспекта, имеют какую-то эмоциональную привлекательность. То есть человеку, если он не очень хорошо разбирается в финансовой стороне вопроса, важно почувствовать привлекательность проекта. И, конечно, в этом отношении сельское хозяйство, еда определенно дают положительные эмоции. И когда ты видишь возможность быть к этому причастным, это всегда приятнее, чем просто вложить деньги в некое бездушное предприятие, которое генерирует прибыль и больше ничего.

#GGAL1#

– Развиваете ли вы франчайзинговую сеть?
– Пока нет, хотя приходит очень много запросов. Мы еще не до конца понимаем, как это правильно сделать, чтобы было выгодно и нам, и тем, кто хочет развиваться по франшизе. Перспективы здесь, намой взгляд, огромные. Опасения связаны с тем, что, в первую очередь, для нас самая главная составляющая – продукт, который должен быть сертифицирован, то есть мы всегда контролируем работу фермера. С другой стороны, нам важно, чтобы этот продукт знали в регионе. Если это Тюмень, то, по крайней мере, 50-60 процентов товара должны поставлять местные фермеры. Будет странно, если тюменцы начнут употреблять рязанскую сметану и молоко, которые проехали полстраны. Задача – сделать так, чтобы мы могли контролировать франчайзинг с точки зрения качества продукта и одновременно гарантировать экономическую успешность проекта.


– А вариант, чтобы вы сами заходили в регион, не по франчайзингу?
– Сами – да.


– Вы уже видите реальные перспективы, или пока это все на стадии идеи?
– Картинка более-менее складывается. Например, сейчас мы в Тульской области открываем рынок, кафе, переработку, на следующей стадии – складские помещения и более глубокую переработку продукции местных фермеров. Это может привести к тому, что в области или в другом регионе возникнет инфраструктура в виде ресторанов, магазинов, которая будет связана в единое целое с оптово-логистическим перерабатывающим хабом. Местные фермеры работают с этим центром, и через него продукция попадает на рынок, в том числе в розничную сеть – лавку, кафе, ресторан… Вот там уже возможно развиваться дальше и по франшизе. Если бы мы могли дать тюменскому франчайзи весь спектр ассортимента, то начали бы это делать, но пока не можем.


– Покупать экопродукты сегодня могут себе позволить люди состоятельные, а для всех остальных остается только масс-маркет, мегамаркет?
– Мы уже в этом направлении делаем первые шаги. Открыли заведение под названием «Быстрая еда», где готовим бургеры из фермерских продуктов, они вполне доступны среднему посетителю торгового центра. Чтобы отладить систему, нужно как раз пройти ту стадию, про которую я говорил – создание оптово-логистических центров, аккумулирующих серьезные объемы товара от большого количества маленьких фермеров. Выше объе-
мы – ниже цены. Но главная наша задача – обеспечить сбыт фермерам, чем больше они будут продавать, тем лучше, мы же ко-
оператив.


– Быть фермером в России трудно, крепких хозяйств не так уж много. Где вы находите фермеров для сотрудничества, и каковы перспективы фермерства в России?
– Все-таки сейчас фермеров становится больше, хотя нужно, чтобы было больше даже не в десятки, а в сотни раз. Мы уже довольно известны, поэтому люди приходят сами. Но, когда мы понимаем, что не хватает того или иного продукта, ищем везде, где только можно. В Интернете, на региональных рынках. Перспективы есть, потому что потенциал для роста огромный. Да, заниматься сельским хозяйством в России действительно трудно, но мы только в самом начале пути.


– У вас уже более 200 фермеров. Обязательно ли каждый, с кем вы работаете, становится участником кооператива?
– Нет, многие, с кем мы работаем, вообще не являются фермерами, например, те, кто добывает дикую рыбу, или взять какие-нибудь пищевые ремесленные производства – люди делают мороженое, колбасу, но сами животных не выращивают. Это маленькие семейные предприятия, которые создают продукт питания. По законодательству, нам нужно, чтобы в кооперативе были именно сельхозпроизводители.

– Поскольку много кто работает под вашим брендом, очевидно, что вы проводите какие-то проверки, инспекции. Как это происходит? 
– Первый раз экспертиза делается, когда фермер присоединяется к кооперативу, затем – ежегодно. Так в идеале и должно быть, мы к этому стремимся. Если у фермера что-то не соответствует стандартам качества, мы даем ему возможность исправиться. Успел в срок – остался с нами, нет – до свидания. Бывает, что фермер отказывается проходить проверку, тогда мы просто прекращаем с ними работать. Инспекция стоит 25-40 тысяч рублей, это вопрос себестоимости услуг. Но нам важно сделать так, чтобы инспекционная служба была коммерчески независимой от «Лавки». В идеале – создать аккредитованный орган, который может выдавать органическую сертификацию. Пока делаем первые шаги в этом направлении.


– Как обстоят дела с вашим фермерским хозяйством, которое вы запустили в 2013 году?
– Оно, конечно, очень сильно выросло с тех пор. Вначале у меня было всего четыре утки, а сейчас уже есть две коровы, свиньи, козы, гуси, куры. Под 200 птиц. Но все равно это еще маленькое хозяйство, оно удовлетворяет спрос моей семьи на экопродукцию. Я продаю пока только чеснок, который обожаю, он у меня растет на 10 сотках. Хотя, с точки зрения бизнеса, это фигня, вот если бы 10 гектаров чеснока…


– В прошлом году вы заявили, что ваша цель – развивать сельское хозяйство, которое будет базироваться не на крупных агрохолдингах, а на малых семейных формах. Насколько это реально? 
– Раз я сказал, значит, в это верю. Если государство поставит такую цель и будет эффективно к ней двигаться, то, я думаю, это вопрос 7-10 лет.


– То есть вы не делаете никаких попыток наладить взаимодействие с министерством сельского хозяйства?
– Вообще, мы публично об этом заявляем, видим, что к нам прислушиваются какие-то чиновники, некоторые наши идеи берутся на вооружение. Может, это совпадение, но иногда читаешь о какой-то инициативе: ой, а мы про это два года назад говорили.


– В 2014 году выручка вашей компании составила 250 миллионов рублей, можете ли вы озвучить цифры по 2015 году, и есть ли уже какие-то итоги по 2016-му? Процесс импортозамещения как-то отразился на выручке?
– Мы выросли. В прошлом году на 19 процентов. В этом году, если считать с новым проектом, с рынком и так далее, цифра будет еще выше. Можно сказать, что последние два года рост составил 20 процентов. Импортозамещение, думаю, влияет положительно, но общая кризисная ситуация при этом выглядит негативно. И эти две тенденции друг на друга накладываются. В целом ситуация сложная, в 2016-м это особенно чувствуется, люди стали меньше тратить. В некоторых сетях, например, в той же «Дикси», в этом году убытки под 2 млрд рублей, читал в «Ведомостях».

 Мы выросли. В прошлом году на 19 процентов. В этом году, если считать с новым проектом, с рынком и так далее, цифра будет еще выше. Можно сказать, что последние два года рост составил 20 процентов.

– Одно из направлений вашего бизнеса – агротуризм, есть ли уже конкретные положительные примеры того, как это работает?
– Нельзя сказать, что агротуризм – часть бизнеса, потому что мы на этом ничего не зарабатываем. Пытались развивать, но охладели. Это отдельное дело, которым надо целенаправленно заниматься, мы, скорее, используем какие-то агротуристические инструменты в качестве маркетинга. Организуем ежемесячные экскурсии, даже бесплатные, к фермерам, но это часть нашей политики, которая подразумевает прозрачность. Мы хотим показать своим покупателям, что фермеры настоящие, что к ним можно поехать, увидеть, как они производят продукт, попробовать его, пообщаться.


– Есть информация, что вы намерены продавать определенный набор продуктов – орехи, кедровое масло, северные ягоды – в Калифорнию. Расскажите об этой идее.
– Идея появилась, когда рубль упал. Сначала просто, как блажь: если все стало дешевле в валюте, надо этим пользоваться! Мы тогда и по ресторану почувствовали, что количество иностранцев сильно увеличилось. Задумались об этом, обсудили, а потом появились люди, базирующиеся в Калифорнии, которые озвучили свой интерес. Заключили первичное соглашение, но пока все в такой длительной стадии подготовительных работ. Это долгий бюрократический процесс. И тут нужно понять, каковы требования для каждого продукта, какие правила в министерстве сельского хозяйства США. Например, в России нужно оборудовать склад, который будет проверяться Россельхознадзором – по их соглашению с США. Мы многое прошли, но и впереди еще достаточно преград, поэтому сказать точно, когда это произойдет, сложно. Есть масса нюансов, связанных с экспортными операциями.



– Как-то вы сказали, что любите пробовать регионы на вкус. Какие уже удалось попробовать?
– С одной стороны, много, но Россия такая огромная, что, наверное, еще больше предстоит. В принципе, я почти всю Центральную ее часть объездил, север – Карелию, Мурманск, Архангельскую область, на юге много раз бывал – в Краснодарском крае, Ростовской, Воронежской областях. Также в моем активе Забайкалье, Иркутск, Тюмень, Барнаул. До Алтая пока не доехал.


– Любимые места есть?
– На данный момент, наверное, Краснодарский край, там просто всего так много и так вкусно, да и климат соответствующий. И, пожалуй, Забайкалье, это такой русский север с богатым выбором рыбы: таймень, муксун, нельма. Особенно здорово, когда ты понимаешь, что ее только что выловили.
 

Планов уехать у меня нет, я адекватно чувствую себя только здесь. Даже в случае экономических катаклизмов не уеду все равно. Только, если вдруг восстанут зомби. 

– Какое-то время вы жили в США. Посматриваете ли вы сейчас, как говорится, на сторону?
– В США я был еще школьником, и мне там, честно говоря, не понравилось, всегда хотелось домой. Сейчас я с удовольствием туда езжу, это красивая страна. Но в России мне находиться гораздо приятнее. Планов уехать у меня нет, я адекватно чувствую себя только здесь. Даже в случае экономических катаклизмов не уеду все равно. Только, если вдруг восстанут зомби.

#GGAL2#

– В одном из интервью вы сказали, что ваши ценности не менялись с 15 лет, какие это ценности?
– Любое высказанное слово есть ложь. Это слишком категорично, наверное, что-то и менялось, но в принципе... Когда был совсем маленьким, уже мечтал, чтобы у меня было много детей. Так и получилось, сейчас их четверо. Я бы и дальше пошел, если бы жена позволила (улыбается). Мои семейные ценности – это большая семья, совместные посиделки, обеды. Мне с детства все это нравилось и сейчас нравится.


– У вас есть дом в Карелии, на острове.
– Да, это тоже к тому, что ничего не меняется с детства. В свое время меня папа возил в Карелию, он
вообще всегда любил русский север. И я от него заразился этой любовью к озерам, скалам, уходящим в воду, соснам – красота невероятная. Отец хотел купить там дом, но не сложилось, не успел. И я в какой-то момент подумал, почему бы не продолжить этот поиск? Начал искать и нашел – в глухой деревне, до сих пор живущей без электричества. Такой северный большой дом, начала XX века, стоящий на возвышении в центре острова. Можно сказать, первобытный – печка, свечки. Мы там проводим с детьми три недели в году. Первые пару лет не могли привык-
нуть, было странно – без холодильника. Купили генератор, один раз его завели, а потом перестали. Мы уже приноровились, поняли, как нужно строить свою жизнь, когда у тебя нет возможности долго хранить продукты. Каждый день сидим там при свечах.


– Борода Бориса Акимова – это дань моде, обет чему-то или..?
– Я даже писал как-то колонку в GQ про бороду, отдельный большой пост. Я на самом деле продолжительное времясбривал ее, например, раз в год или раз в два года, но последние лет пять перестал. Никакого спора не было, просто каждый раз, когда я ее сбривал, мне было как-то не по себе, такое ощущение, как будто без трусов иду по улице, и мне кажется, что на меня все смотрят: что с ним? И даже жена настолько привыкла к бороде, что когда сбривал – ругалась… (смеется).