Сложившийся пазл Акимова

– Борис, известно, что вы работали в «Афише» и «Снобе» журналистом, чем все-таки вызван ваш уход, связано ли это с тем, что вы исчерпали себя в этой профессии?
– С 19 и до 32 лет я работал журналистом и этим зарабатывал себе на хлеб. Но потом так сложилось, что увлекся темой еды, начал больше про это писать, готовить, дружить с фермерами. В это же время стал терять интерес к основной профессии. Возможно, это связано с тем, что в конце 90-х – начале 2000-х журналист был довольно важной персоной в обществе, к нему прислушивались, его мнение много значило, а с появлением Интернета и изменением информационного пространства роль журналиста значительно снизилась. Стала пропадать эксклюзивность профессии. Безусловно, и сейчас есть прекрасные журналисты, наверное, этим вполне можно заниматься, я просто говорю о своих ощущениях, мне стало как-то тоскливо. Плюс ко всему я всегда работал на кого-то, а была мечта быть более свободным. Все сложилось, как пазл, и в итоге в 2000 году я ушел из журналистики.
  
– «ЛавкаЛавка» начиналась как хобби, сегодня это бизнес, известный не только в Москве, но и в России, создан настоящий бренд. Насколько это серьезно, и каковы перспективы его развития?
– С одной стороны, это вполне серьезно, мы объединяем почти 200 фермеров. Есть свои рестораны, магазины, кафе, рынки, какие-то производства строим. Но, с другой стороны, налицо некоторая переоценка ситуации. Да, многое сделали, многого добились, но на самом деле с точки зрения экономического явления мы очень маленькое, микроскопическое предприятие по сравнению с иными крупными игроками.

– Но именно вы задали моду на экопродукты…
– Да, пошел тренд.

– Что для вас сейчас является самым сложным в ведении бизнеса?
– Не терять интерес к воплощению, к ведению уже существующих проектов. На уровне старт-апа довольно легко относиться к этому с энтузиазмом, гореть делом, а когда все заработало, начинается ежедневная рутина. И при этом она все равно требует постоянного внимания, развития, усовершенствования. Главное – не потерять энтузиазм, желание углубляться в детали, контролировать. Я такой человек, что в какой-то момент мне становится скучно, хочется чего-то нового...  Вот открыли магазин, и я бегу дальше, хотя он, может быть, еще требует доработки. Я иногда это делегирую, и в ряде случаев такое делегирование заканчивается оптимистично, но зачастую приходится вновь вникать во все самому. Это значит, что нужно стратегически грамотно выстраивать управленческую структуру и управлять персоналом, ставить им правильные задачи и цели, продумывать мотивацию, а затем контролировать выполнение работы. К сожалению, пока это мне дается с трудом.

– Ваша компания славится тем, что вы не берете кредитов, а успешно используете краудинвестинг*. В каких сферах бизнеса, кроме фермерства, это может быть успешно применимо в России?
– Я думаю, во многих. На самом деле, в любом секторе бизнеса, где появляются новые проекты и требуются инвестиции, в той или иной степени возможен краудинвестинг. Другое дело, что большей популярностью и потенциалом, наверное, будут пользоваться те сферы, которые, помимо экономического и финансового аспекта, имеют какую-то эмоциональную привлекательность. То есть человеку, если он не очень хорошо разбирается в финансовой стороне вопроса, важно почувствовать привлекательность проекта. И, конечно, в этом отношении сельское хозяйство, еда определенно дают положительные эмоции. И когда ты видишь возможность быть к этому причастным, это всегда приятнее, чем просто вложить деньги в некое бездушное предприятие, которое генерирует прибыль и больше ничего.



– Развиваете ли вы франчайзинговую сеть?
– Пока нет, хотя приходит очень много запросов. Мы еще не до конца понимаем, как это правильно сделать, чтобы было выгодно и нам, и тем, кто хочет развиваться по франшизе. Перспективы здесь, намой взгляд, огромные. Опасения связаны с тем, что, в первую очередь, для нас самая главная составляющая – продукт, который должен быть сертифицирован, то есть мы всегда контролируем работу фермера. С другой стороны, нам важно, чтобы этот продукт знали в регионе. Если это Тюмень, то, по крайней мере, 50-60 процентов товара должны поставлять местные фермеры. Будет странно, если тюменцы начнут употреблять рязанскую сметану и молоко, которые проехали полстраны. Задача – сделать так, чтобы мы могли контролировать франчайзинг с точки зрения качества продукта и одновременно гарантировать экономическую успешность проекта.


– А вариант, чтобы вы сами заходили в регион, не по франчайзингу?
– Сами – да.


– Вы уже видите реальные перспективы, или пока это все на стадии идеи?
– Картинка более-менее складывается. Например, сейчас мы в Тульской области открываем рынок, кафе, переработку, на следующей стадии – складские помещения и более глубокую переработку продукции местных фермеров. Это может привести к тому, что в области или в другом регионе возникнет инфраструктура в виде ресторанов, магазинов, которая будет связана в единое целое с оптово-логистическим перерабатывающим хабом. Местные фермеры работают с этим центром, и через него продукция попадает на рынок, в том числе в розничную сеть – лавку, кафе, ресторан… Вот там уже возможно развиваться дальше и по франшизе. Если бы мы могли дать тюменскому франчайзи весь спектр ассортимента, то начали бы это делать, но пока не можем.


– Покупать экопродукты сегодня могут себе позволить люди состоятельные, а для всех остальных остается только масс-маркет, мегамаркет?
– Мы уже в этом направлении делаем первые шаги. Открыли заведение под названием «Быстрая еда», где готовим бургеры из фермерских продуктов, они вполне доступны среднему посетителю торгового центра. Чтобы отладить систему, нужно как раз пройти ту стадию, про которую я говорил – создание оптово-логистических центров, аккумулирующих серьезные объемы товара от большого количества маленьких фермеров. Выше объе-
мы – ниже цены. Но главная наша задача – обеспечить сбыт фермерам, чем больше они будут продавать, тем лучше, мы же ко-
оператив.


– Быть фермером в России трудно, крепких хозяйств не так уж много. Где вы находите фермеров для сотрудничества, и каковы перспективы фермерства в России?
– Все-таки сейчас фермеров становится больше, хотя нужно, чтобы было больше даже не в десятки, а в сотни раз. Мы уже довольно известны, поэтому люди приходят сами. Но, когда мы понимаем, что не хватает того или иного продукта, ищем везде, где только можно. В Интернете, на региональных рынках. Перспективы есть, потому что потенциал для роста огромный. Да, заниматься сельским хозяйством в России действительно трудно, но мы только в самом начале пути.


– У вас уже более 200 фермеров. Обязательно ли каждый, с кем вы работаете, становится участником кооператива?
– Нет, многие, с кем мы работаем, вообще не являются фермерами, например, те, кто добывает дикую рыбу, или взять какие-нибудь пищевые ремесленные производства – люди делают мороженое, колбасу, но сами животных не выращивают. Это маленькие семейные предприятия, которые создают продукт питания. По законодательству, нам нужно, чтобы в кооперативе были именно сельхозпроизводители.

– Поскольку много кто работает под вашим брендом, очевидно, что вы проводите какие-то проверки, инспекции. Как это происходит? 
– Первый раз экспертиза делается, когда фермер присоединяется к кооперативу, затем – ежегодно. Так в идеале и должно быть, мы к этому стремимся. Если у фермера что-то не соответствует стандартам качества, мы даем ему возможность исправиться. Успел в срок – остался с нами, нет – до свидания. Бывает, что фермер отказывается проходить проверку, тогда мы просто прекращаем с ними работать. Инспекция стоит 25-40 тысяч рублей, это вопрос себестоимости услуг. Но нам важно сделать так, чтобы инспекционная служба была коммерчески независимой от «Лавки». В идеале – создать аккредитованный орган, который может выдавать органическую сертификацию. Пока делаем первые шаги в этом направлении.


– Как обстоят дела с вашим фермерским хозяйством, которое вы запустили в 2013 году?
– Оно, конечно, очень сильно выросло с тех пор. Вначале у меня было всего четыре утки, а сейчас уже есть две коровы, свиньи, козы, гуси, куры. Под 200 птиц. Но все равно это еще маленькое хозяйство, оно удовлетворяет спрос моей семьи на экопродукцию. Я продаю пока только чеснок, который обожаю, он у меня растет на 10 сотках. Хотя, с точки зрения бизнеса, это фигня, вот если бы 10 гектаров чеснока…


– В прошлом году вы заявили, что ваша цель – развивать сельское хозяйство, которое будет базироваться не на крупных агрохолдингах, а на малых семейных формах. Насколько это реально? 
– Раз я сказал, значит, в это верю. Если государство поставит такую цель и будет эффективно к ней двигаться, то, я думаю, это вопрос 7-10 лет.


– То есть вы не делаете никаких попыток наладить взаимодействие с министерством сельского хозяйства?
– Вообще, мы публично об этом заявляем, видим, что к нам прислушиваются какие-то чиновники, некоторые наши идеи берутся на вооружение. Может, это совпадение, но иногда читаешь о какой-то инициативе: ой, а мы про это два года назад говорили.


– В 2014 году выручка вашей компании составила 250 миллионов рублей, можете ли вы озвучить цифры по 2015 году, и есть ли уже какие-то итоги по 2016-му? Процесс импортозамещения как-то отразился на выручке?
– Мы выросли. В прошлом году на 19 процентов. В этом году, если считать с новым проектом, с рынком и так далее, цифра будет еще выше. Можно сказать, что последние два года рост составил 20 процентов. Импортозамещение, думаю, влияет положительно, но общая кризисная ситуация при этом выглядит негативно. И эти две тенденции друг на друга накладываются. В целом ситуация сложная, в 2016-м это особенно чувствуется, люди стали меньше тратить. В некоторых сетях, например, в той же «Дикси», в этом году убытки под 2 млрд рублей, читал в «Ведомостях».

 Мы выросли. В прошлом году на 19 процентов. В этом году, если считать с новым проектом, с рынком и так далее, цифра будет еще выше. Можно сказать, что последние два года рост составил 20 процентов.

– Одно из направлений вашего бизнеса – агротуризм, есть ли уже конкретные положительные примеры того, как это работает?
– Нельзя сказать, что агротуризм – часть бизнеса, потому что мы на этом ничего не зарабатываем. Пытались развивать, но охладели. Это отдельное дело, которым надо целенаправленно заниматься, мы, скорее, используем какие-то агротуристические инструменты в качестве маркетинга. Организуем ежемесячные экскурсии, даже бесплатные, к фермерам, но это часть нашей политики, которая подразумевает прозрачность. Мы хотим показать своим покупателям, что фермеры настоящие, что к ним можно поехать, увидеть, как они производят продукт, попробовать его, пообщаться.


– Есть информация, что вы намерены продавать определенный набор продуктов – орехи, кедровое масло, северные ягоды – в Калифорнию. Расскажите об этой идее.
– Идея появилась, когда рубль упал. Сначала просто, как блажь: если все стало дешевле в валюте, надо этим пользоваться! Мы тогда и по ресторану почувствовали, что количество иностранцев сильно увеличилось. Задумались об этом, обсудили, а потом появились люди, базирующиеся в Калифорнии, которые озвучили свой интерес. Заключили первичное соглашение, но пока все в такой длительной стадии подготовительных работ. Это долгий бюрократический процесс. И тут нужно понять, каковы требования для каждого продукта, какие правила в министерстве сельского хозяйства США. Например, в России нужно оборудовать склад, который будет проверяться Россельхознадзором – по их соглашению с США. Мы многое прошли, но и впереди еще достаточно преград, поэтому сказать точно, когда это произойдет, сложно. Есть масса нюансов, связанных с экспортными операциями.



– Как-то вы сказали, что любите пробовать регионы на вкус. Какие уже удалось попробовать?
– С одной стороны, много, но Россия такая огромная, что, наверное, еще больше предстоит. В принципе, я почти всю Центральную ее часть объездил, север – Карелию, Мурманск, Архангельскую область, на юге много раз бывал – в Краснодарском крае, Ростовской, Воронежской областях. Также в моем активе Забайкалье, Иркутск, Тюмень, Барнаул. До Алтая пока не доехал.


– Любимые места есть?
– На данный момент, наверное, Краснодарский край, там просто всего так много и так вкусно, да и климат соответствующий. И, пожалуй, Забайкалье, это такой русский север с богатым выбором рыбы: таймень, муксун, нельма. Особенно здорово, когда ты понимаешь, что ее только что выловили.
 

Планов уехать у меня нет, я адекватно чувствую себя только здесь. Даже в случае экономических катаклизмов не уеду все равно. Только, если вдруг восстанут зомби. 

– Какое-то время вы жили в США. Посматриваете ли вы сейчас, как говорится, на сторону?
– В США я был еще школьником, и мне там, честно говоря, не понравилось, всегда хотелось домой. Сейчас я с удовольствием туда езжу, это красивая страна. Но в России мне находиться гораздо приятнее. Планов уехать у меня нет, я адекватно чувствую себя только здесь. Даже в случае экономических катаклизмов не уеду все равно. Только, если вдруг восстанут зомби.



– В одном из интервью вы сказали, что ваши ценности не менялись с 15 лет, какие это ценности?
– Любое высказанное слово есть ложь. Это слишком категорично, наверное, что-то и менялось, но в принципе... Когда был совсем маленьким, уже мечтал, чтобы у меня было много детей. Так и получилось, сейчас их четверо. Я бы и дальше пошел, если бы жена позволила (улыбается). Мои семейные ценности – это большая семья, совместные посиделки, обеды. Мне с детства все это нравилось и сейчас нравится.


– У вас есть дом в Карелии, на острове.
– Да, это тоже к тому, что ничего не меняется с детства. В свое время меня папа возил в Карелию, он
вообще всегда любил русский север. И я от него заразился этой любовью к озерам, скалам, уходящим в воду, соснам – красота невероятная. Отец хотел купить там дом, но не сложилось, не успел. И я в какой-то момент подумал, почему бы не продолжить этот поиск? Начал искать и нашел – в глухой деревне, до сих пор живущей без электричества. Такой северный большой дом, начала XX века, стоящий на возвышении в центре острова. Можно сказать, первобытный – печка, свечки. Мы там проводим с детьми три недели в году. Первые пару лет не могли привык-
нуть, было странно – без холодильника. Купили генератор, один раз его завели, а потом перестали. Мы уже приноровились, поняли, как нужно строить свою жизнь, когда у тебя нет возможности долго хранить продукты. Каждый день сидим там при свечах.


– Борода Бориса Акимова – это дань моде, обет чему-то или..?
– Я даже писал как-то колонку в GQ про бороду, отдельный большой пост. Я на самом деле продолжительное времясбривал ее, например, раз в год или раз в два года, но последние лет пять перестал. Никакого спора не было, просто каждый раз, когда я ее сбривал, мне было как-то не по себе, такое ощущение, как будто без трусов иду по улице, и мне кажется, что на меня все смотрят: что с ним? И даже жена настолько привыкла к бороде, что когда сбривал – ругалась… (смеется).